Честейн открыли в пять лет, когда бабушка привела ее в театр, где ставили мюзикл Эндрю Ллойда Уэббера «Иосиф и его удивительный разноцветный плащ снов». «Это был полный провал, — вспоминает актриса. — Моя семья никак не была связана с театром: мама работала поваром, отец — пожарным. Но когда на сцене зажегся свет, и появилась восьмилетняя девочка, читающая книжку, я подумала про себя: „Вот моя работа!“»
Джессика производит впечатление невероятно милой и открытой женщины, но на самом деле она очень не любит говорить о своей жизни, считая, чем меньше о ней знают, тем лучше. Известно, что в детстве она пережила некий инцидент, о котором умалчивает, что в итоге и привело ее к постоянному эскапизму. «Казалось, меня никто не понимает, — говорит Честейн в интервью «The Hollywood Reporter». — В детстве я была очень хмурой девочкой. Частенько бывает, что за мрачным фасадом дети скрывают свою ранимость».
Детское желание стать актрисой никуда не пропало — Джессика поступила в престижную Джульярдскую школу в Нью-Йорке, где училась на отделении драмы. Из 1400 претендентов было отобрано всего двадцать, и будущая звезда «Древа жизни» оказалась на полпути к мечте.
В этом году я три раза видела Честейн на большом экране. Каждый раз она играла жену главного героя. Будь то Виргилия в «Кориолане», миссис О'Брайен в «Древе жизни» или Саманта в «Укрытии», везде ее героиня находится рядом с сильным мужчиной и тащит на себе тяжелую задачу по олицетворению женственности.
«Кориолан» еще нескоро доберется до России, «Укрытие», получившее приз Недели критиков в Канне, для проката в нашей стране пока не куплено, а вот «Древо жизни» уже идет в кинотеатрах.
Во время Каннского кинофестиваля я побывала на небольшой пресс-конференции, устроенной в отеле «Карлтон». Джессика пришла на нее вовремя, на ней простое черное платье с белым воротником. Лицо несколько уставшее после вчерашней премьеры. У актрисы приятный голос — мягкий, но вместе с тем не безвольный. К сожалению, до меня очередь не доходит — Честейн отвечает на вопросы развернуто и за 20 минут далеко не все 25 журналистов получают право голоса.
— Вы с Брэдом играете родителей, но вам не показалось, что в фильме, скорее, показаны архетипы мужчины и женщины? Или эти герои для тебя имеют символическое значение?
— Думаю, скорее, символическое. По крайней мере для меня. Когда я получила сценарий, Терренс попросил меня прочесть трактат Фомы Кемпийского «О подражании Христу», там есть строчки о природе и благодати — я зачитываю их в самом начале, когда моя героиня, еще совсем молоденькая, бегает по полю. Там говорится, что жизнь движима силой природы и силой благодати. С одной стороны, выживание сильнейших, каждый сам за себя, если тебя ударили — дай сдачи со всей силы. А с другой стороны, бескорыстная любовь — поступай с другим так, как хочешь, чтобы поступали с тобой, если тебя ударили — ответь любовью. Мне кажется, там об этом речь.
— Вы очень молодая актриса. Как вам удалось столь точно передать образ матери? Смотрели какие-нибудь фильмы для подготовки?
— Конечно, я много готовилась перед съемками, поскольку мне хотелось сделать свою героиню максимально приземленной и реалистичной. Понимаете, я читала сценарий и думала: «Ой, она вся такая идеальная!» Столько сострадания, доброты... Так что я усиленно готовилась. Терри мне советовал посмотреть на некоторые картины, и я провела много времени в Метрополитен-музее, смотрела на образы Мадонны. Есть в них такая... открытость. Они совсем не похожи на современных женщин. Смотрела много фильмов с Лорен Бэколл, слушала ее внимательно, потому что в то время совсем по-другому говорили, медленно и немного нарочито. Сейчас мы пытаемся говорить очень быстро, будто боимся, что нас перебьют и надо максимально быстро высказать свою мысль (Последнюю реплику Джессика выпаливает с частотой пулеметной очереди.) Моя героиня — полная противоположность. Если она начинает говорить, а потом кто-то еще говорит, она умолкает. Кроме этого, я смотрела фильмы с Грейс Келли и Одри Хепберн — эти актрисы являются воплощением благодати и изящества.
— Съемочный период начался в 2008 году.
— Ага.
— Вам как актрисе вообще странно было так долго ждать выхода фильма? Может быть, во время ожидания у вас как-то изменилось отношение к проекту?
— Странно, конечно. Я снимаюсь уже четыре года и за это время поработала над 11 картинами. Так что у меня приличный опыт ожидания релизов. Поначалу меня это шокировало, потому что ожидаешь, что фильм выйдет гораздо быстрее. А потом я поняла, что это настоящий подарок, поскольку можно сосредоточиться на другой работе и сниматься в другом фильме, не думая о предыдущем. В случае с «Древом жизни» у меня не было ощущения, будто я вообще покидала картину. Потому что даже после завершения съемок, где бы я ни находилась — на другой площадке или с семьей, — мог позвонить Терри и попросить записать закадровый текст. Мог приехать курьер с 30 страницами текста. Я отправлялась на студию, где звукорежиссер понятия не имел, зачем я приехала — все в полной секретности. Сидела и нашептывала фразы в микрофон три часа.
— Но пересъемок не было?
— Нет.
— Вашу героиню характеризует смех, походка, но только не работа. Очень несовременный пример для подражания. Как вы сами относитесь к такой роли женщины в обществе?
(Такого вопроса Джессике пока не задавали — она немного задумывается.)
— Да... Ох, ну и вопрос у вас... Интересный, конечно. Потому что у меня нет детей, я не замужем, и у меня очень классная работа. То есть профессия. Вместе с тем моя мать — домохозяйка, и она переживает все то же самое, что и моя героиня. И я бы не стала сравнивать наши образы жизни — они не лучше и не хуже. Например, после съемок дети с площадки бежали к своим матерям, а я такая сижу и думаю: «Ой, а у меня детей-то и нет». (Джессика опять задумывается.) Не знаю, я всегда считала матерей женщинами, которые отдают больше, чем получают. Так что для моей героини жизнь без детей не имеет смысла.
— У вас очень красивый дом в фильме, в нем жить хочется. Как вам вообще стиль пятидесятых? Он как-то повлиял на вас?
— Несмотря на то, что мне очень нравится моя жизнь, и мне не хотелось бы жить в любое другое время, я склонна романтизировать пятидесятые, как и прошлое в общем. Я часто снимаюсь в историческом кино, отчего иногда возникает ощущение, будто я путешествую во времени. А когда мы работали над «Древом жизни», то ощущения были феерические: все — от костюмов до утвари — было невероятно подлинным! Джеки (Жаклин Уэст), наш костюмер, устроила мою гримерку, куда повесила все мои платья. Причем на них не было бумажек с примечаниями, к какой сцене тот или иной костюм. Она развесила их как в обычном платяном шкафу. Так что утром я просыпалась и думала: «Ага, сегодня снимаем такую сцену. Что бы мне надеть?» И выбирала платье под настроение. Вообще, наверное, мне бы хотелось жить в том доме и раствориться в том мире. Знаете, все эти спринклеры, качели, собаки... И когда фильм заканчивается, мне становится грустно.
— Расскажите немного о кастинге и об атмосфере на съемках. Когда маэстро выходил на площадку, вы там все шепотом разговаривать начинали или как?
(Вопрос как специально из пресс-релиза, так что Джессика, как прилежная ученица оттарабанивает ответ без пауз.)
— Сначала про кастинг. Я слышала, что ищут актрису для какого-то фильма, но деталей не знала. Вроде как нужна была актриса для исторического фильма. Ну, я думаю, так это как раз по адресу! Мне часто говорят: «Ты какая-то несовременная». Потом оказалось, что героиня — воплощение благодати. Ну, думаю, занятно. Приезжаю на пробы, а оказывается, что сцену играть не надо. Главное — поведение. Терренса Малика не было, только директор по кастингу Фрэнсин Мейслер. Меня просили сыграть, как я укладываю ребенка в постель, спеть колыбельную, посмотреть на человека с любовью и уважением. Надо было выразить некоторые эмоции, не прибегая к словам. А потом мне зачитали диалог — просто чтобы я слышала голос. Поскольку я училась в Джульярдской школе, то узнала текст Юджина О'Нила и спрашиваю: «Это ремейк его пьесы?» Мне сказали, что нет. Потом мне позвонили и сказали, что со мной хочет встретиться Терренс Малик. Я полетела на ланч. Ожидала, что сейчас выйдет такой дядька в черном, в свитере под горло, в берете, с сигарой, а он оказался полной противоположностью! Он пришел в ресторан в очень яркой рубашке, постоянно улыбался во весь рот. Потом подошла его жена, мы с ними посидели, поболтали. И ни слова о фильме.
Про съемки. Понимаете, Терри — такой человек... Он очень простой. Не было такого, чтобы он приходил на площадку, и все сразу затыкались. Случись такое, он бы очень расстроился. Он вообще за всех очень переживает и хочет, чтобы вся группа хорошо себя чувствовала. Для него каждый человек незаменим. Съемочная группа для него как балетная труппа, но без солистов.
— Вашей героине нелегко приходится в жизни — трое детей, суровый муж. Особенно приходится с мужем помучиться. Расскажите немного о мистере О'Брайане.
— Когда я вчера смотрела фильм, мне было так жалко героя Брэда! Я видела человека, который ужасно себя ограничивает, но очень хочет наладить отношения с детьми и с женой. При этом он считает, что попытка открыться и рассказать о своей ранимости — это худший урок, который он может преподать детям, а сыновей надо воспитывать сильными. Поэтому внутри него постоянно идет борьба. Мне это очень нравится в нем. В конце фильма, когда он в разговоре с Джеком признается, что многого не знает, то они обнимаются и фактически впервые находят контакт друг с другом. А потом когда они переезжают, он снова включает отца и начинает его поучать: не стой здесь, положи вещи в машину — и так далее. Это так типично для людей — моменты просвещения сменяются привычной рутиной.
— Джессика, а вы в Бога верите?
— Верю, что там что-то есть. Моя версия Бога несколько иная. Бог для меня — это то, что объединяет нас всех, и причина, по которой мы здесь. Скажем так, мы все связаны. И если человек что-то делает в Греции, это каким-то образом отражается на мне в Калифорнии.
— Когда вам бабочка на руку садится — это момент из сценария или импровизация?
— Этот момент прекрасно иллюстрирует то, как обстановка на съемочной площадке Терренса Малика создает почву для счастливых случайностей. Мы тогда снимали совсем другую сцену, и я просто тусовалась с детьми, их вроде как стричь собирались или вроде того. Короче, я была на площадке. Раннее утро, ужасно спать хочется. И тут в воздухе появляется здоровая желтая бабочка! Терри заорал: «Боже мой! Снимаем бабочку!» Оператор бегом хватает камеру, все вокруг бегают, а я стою. Терренс меня видит и кричит: «Джессика, беги лови бабочку!» И тут вдруг я делаю так... (Джессика плавным изящным жестом вытягивает руку.) И бабочка приземляется ко мне на руку! Уж не знаю, как это в кино делается, на компьютере бабочку рисуют или как еще, но когда ты свободен и открыт всему происходящему, то бывают такие вот моменты. А в фильме это смотрится как зачатие. Кажется, сразу после этого рождается Джек. Очень красиво и символично получилось. И все потому, что я была открыта таким моментам.
Честейн вообще везет по жизни. Пока она училась в Джульярде, она ездила в лифте с Йо-Йо Ма, сталкивалась в коридоре с Ицхаком Перлманом и пила кофе по соседству с Михаилом Барышниковым. «В Нью-Йорке было здорово, — говорит она с горящими глазами. — А потом я приезжаю в Лос-Анджелес, и тут все по-другому! Все такие тощие и загорелые, а я совсем другая!» Воспитанная в семье атеистов, Честейн все-таки считает себя религиозной. «Ну, я знаю про заповеди — не убий и все такое. Но я никогда не буду учить людей жить и объяснять, что правильно, а что нет. Я все еще учусь и открыта ко всему».
Сейчас Джессика снимается в вестерне Джона Хиллкоута «Самый пьяный округ в мире». В этом году ее можно будет увидеть в криминальной драме «Поля» (режиссерский дебют дочери Майкла Манна), в экранизации романа Кэтрин Стокетт «Прислуга» и у Аль Пачино в его полудокументальной драме «Саломейби?». «Бедная моя мама, — смеется Джессика. — Я снялась с Брэдом Питтом почти четыре года назад, сыграла у Аль Пачино, а фильмы все никак не выйдут! Она мне постоянно звонит и недовольно так говорит: «Уж не знаю, что ты там делаешь в Лос-Анджелесе, но в кино ты не снимаешься!» Маме Джессики придется в этом году изменить свое мнение, ведь ее дочь — настоящая бомба замедленного действия. И 2011-й — это год, в котором она сработает в полной мере.
«Древо жизни» уже в российских кинотеатрах.