КиноПоиск представляет интервью, которое удалось взять у Пола Беттани в Москве, куда он прилетел представить свой новый фильм во время премьерного показа, состоявшегося 26 апреля в кинотеатре «Октябрь».
— Пол, ваши роли часто связаны с религией. Это результат личного выбора или просто совпадение?
— Мне нравится думать, что это совпадение. Я рос в католической семье, но больше не исповедую католичество. Так что у моего выбора вполне могут быть какие-то тайные, не до конца осознанные причины, но я предпочитаю думать, что это не так.
— Как церковь отнеслась к вашей роли? Ведь после «Кода да Винчи» реакция была неоднозначной.
— Любой проект, поднимающий вопросы веры, так или иначе вызывает некоторые споры. Но, честно скажу, за всю мою карьеру не было такого, чтобы кто-то подошел ко мне на улице и обвинял в чем-либо. Однако если среди зрителей есть люди, которых как-то задевает моя работа, то я прошу у них прощения. Что же касается «Кода да Винчи», то когда режиссер Рон Ховард спросил меня, читал ли я книгу, то я, как любой актер, конечно, соврал, что читал, и потом отправился в книжный магазин и купил ее в отделе художественной литературы, а не в отделе личностного роста или философии. Так что для меня с самого начала было вполне очевидно, что это развлечение, а не что-либо еще. Католицизм и церковь в этой истории только красочный фон, бэкграунд.
— В фильме «Огненная стена» вы работали с Харрисоном Фордом, и он произвел на вас очень сильное впечатление. В «Пастыре» же похожего крутого парня играет Карл Урбан. Сколько процентов крутизны Харрисона Форда вы бы дали ему?
— Боже мой! Харрисон Форд — высшее проявление американского героя боевика. Он для меня абсолют. Я вырос на «Индиане Джонсе» и «Звездных войнах». И никто не смеет трогать Харрисона Форда, он лучший. И я не хочу сказать, что Карл не был хорош, но Харрисон — икона. Мы с Карлом оба у него учились.
— «Пастыря» можно охарактеризовать как постапокалиптический вестерн, а герой Карла Урбана был явно вдохновлен классическими персонажами Клинта Иствуда. Кого вы сами можете назвать в качестве примера для подражания?
— Да, на меня, определенно, повлияли и Клинт Иствуд, и Джон Уэйн, и все эти немногословные крутые парни, которых они играли в вестернах. Все эти персонажи архетипичны, и можно сказать, что сами вестерны, ключевым моментом которых оказывается идея мести, восходят к древнегреческим трагедиям. И да, я много чего взял у этих персонажей.
— Какие актеры на площадке «Пастыря» произвели на вас особое впечатление? Каковы вообще самые сильные впечатления от съемок? Обычно принято говорить только хорошие вещи, но вы уж попытайтесь быть честным...
— Я снялся в экшне с одной из самых известных актрис этого жанра. Она потрясающая (речь о Мэгги Кью — Прим. КП), и было невероятно увлекательно следить за тем, как она выполняет трюки и летает на тросах, ведь она занимается этим, можно сказать, с самого детства… Что же касается съемок, мне даже не придется вам врать — вы могли бы спросить любого участника съемочной группы, и он бы сказал вам то же самое. Это были пять месяцев веселья. Даже несмотря на то, что я получил несколько травм.
— Сложно ли вам было выполнять трюки, и как вы на такое решились?
— Я люблю разнообразие. И незадолго до этого фильма я снялся в ленте про Чарльза Дарвина, работа над которой была процессом исключительно умственным. Этот же проект скорее «физический». И это было все равно что упражнение в другой дисциплине, которое включало в себя ранние подъемы и поход в спортзал. Было весело. Все эти трюки — сочетание опасности и веселья, и при этом все происходит в относительно безопасной обстановке — понятно, что некоторые трюки мне не разрешали выполнять из соображений страховки. Но совершать все эти полеты на тросах, которых в нашем фильме очень много, было безумно весело. Самым же сложным в этом отношении моментом для меня стали сцены драк с вампирами. И вы могли видеть даже в трейлере, как я лечу навстречу вампиру и закалываю его — в реальности я летел навстречу такой синей подушке, которая выглядела не слишком устрашающей. И сам процесс закалывания синей подушки был довольно унизительным. Я бил ее и надеялся, что в фильме вампиры будут действительно страшными. Потому что синие подушки не очень страшные. Если только вы не боитесь синего цвета.
— Еще один вопрос про трюки. Вам больше понравилось драться или летать на тросах?
— Мне, определенно, нравится драться в безопасной обстановке, такой, где ты не подвергаешься реальной опасности быть избитым… Но летать на тросах мне, пожалуй, нравилось больше. Когда в детстве я бегал по игровой площадке, я воображал себя не Чарльзом Дарвином. Я притворялся, будто в кого-то стреляю и за кем-то гонюсь. А на съемочной площадке у тебя есть целая команда ребят, которые помогают выполнять все эти невероятные трюки, и я бы солгал вам, если бы сказал, что это не доставляло мне удовольствия.
— Вам было сложно ориентироваться на фоне зеленого экрана?
— Интересный вопрос. Раньше он и меня самого очень волновал, и действительно, в этом фильме очень много цифровой графики… Но вот, например, сцена, где я прыгаю с мотоцикла на поезд. У нас был один вагон поезда, который тащили вперед. Остальной поезд должны были нарисовать потом, и я знал об этом. Сам я находился на мотоцикле, который тащил за собой грузовик. И когда я стоял на этом мотоцикле, я не думал о синем экране или о том, что у поезда есть только один вагон. Я думал о том, что стою на мотоцикле, который движется со скоростью 40 миль в час, и должен прыгать сейчас на поезд. Я думал: «Мне почти 40 лет, у меня есть жена, дети. Что я делаю?» Так что в тот момент мне совершенно не было никакого дела до синего экрана, я был озабочен только тем, чтобы не погибнуть. И кроме того, сам режиссер Скотт Стюарт раньше занимался визуальными эффектами, и поэтому на площадке он старался заснять все по максимуму. И во всех прочих сценах, помимо той, во время съемок которой мне пришлось закалывать синюю подушку, вампира изображал каскадер в таком серебристом костюме. Он был очень похож на ребят из группы Devo. Вы помните таких? И вообще, вообразить себе, что ты убиваешь вампира, куда проще, чем, например, вообразить себя разрабатывающим теорию естественного отбора, что мне требовалось на съемочной площадке «Происхождения». Ведь в той ленте мне пришлось играть, вероятно, самого гениального из всех людей, что когда-либо жили на этой планете. И вот это было по-настоящему сложно. Ведь я блондин, который должен смотреть вокруг так, как будто действительно чего-то соображаю, разглядывая моллюска с тоской во взгляде.
— Фильмы про вампиров сейчас в моде. Скажите, что отличает вашу ленту от всех прочих историй на эту же тему?
— Я люблю вампиров с того самого момента, как прочитал в детстве «Дракулу» Брэма Стокера. И на свете существует масса самых разных видов вампиров, однако в последнее время популярностью пользуются такие искрящиеся вампиры. Вы понимаете, о чем я. Так что я особенно рад тому, что снялся в фильме, который снова сделал вампиров страшными, какими, я считаю, они и должны быть.
— С чем связан такой всплеск интереса к вампирам, как вы думаете?
— Я считаю, что интерес к жанру существует уже довольно давно. И каждые пару лет вампиры переживают своего рода воскрешение. Так что нельзя сказать, чтобы они когда-либо надолго исчезали из кино. Другое дело, сейчас пользуется популярностью какой-то совершенно непонятный мне тип вампиров. И это притом что сама вампирская мифология дает огромные возможности для преобразования и для создания новых образов. Вампиры могут быть очень разными. Однако в последнее время с ними происходит что-то странное, они перестали быть страшными. И это безумие, потому что это единственное их свойство, которое, на мой взгляд, никогда не стоило менять.
— В «Пастыре» ваш персонаж очень уверен в себе и быстро принимает решения. А что вы можете сказать о самом себе? Вы подвержены сомнениям?
— Да, конечно, я постоянно во всем сомневаюсь. Ведь эти персонажи — они на самом деле не настоящие, а простым людям в принципе свойственны сомнения. Хотя моя жена, напротив, считает, что я слишком быстро все решаю. Так что, даже сомневаясь во всем на свете, я все равно принимаю решения довольно быстро. Нравится ли мне кто-нибудь, не нравится и прочее.
— А сожалеете ли вы после?
— Да, конечно. Только идиоты не сожалеют. «Никаких сожалений», — пела Эдит Пиаф. Но у меня несколько все-таки найдется.
— У вашего героя, как и у главного злодея, в фильме нет имени. Как так вышло?
— Вы знаете, я никогда не интересовался этим. Может быть, это как-то связано с тем, что мой герой — это архетип, такой безымянный архетип, который кажется нам хорошо знакомsv благодаря тому же кинематографу.
— Как Клинт Иствуд?
— Да. Как Человек Без Имени из фильма «Хороший, плохой, злой». Ведь там у него тоже нет имени.
— Как так вышло, что вы сделали уже целых два фильма со Скоттом Стюартом?
— На нем были очень хорошие ботинки. Это правда. Я же блондин и к тому же актер, так что я довольно поверхностный, и мне правда очень понравились его ботинки. Мы встретились с ним за ланчем, и я просто не смог отвести от них взгляд. Смотрел и думал: «Какая отличная пара ботинок». И человек, который может выбрать такие отличные ботинки, определенно, может снять хороший фильм. Я понимаю, что это выдает, какой я поверхностный, но это правда.
— Но, вероятно, были и какие-то другие причины, почему вы согласились сделать сразу два фильма с никому не известным дебютантом?
— Сначала мы сделали маленький фильм, «Легион». И визуально он был чрезвычайно амбициозным проектом для того количества денег, что у нас были. Потом я снялся в фильме про Чарльза Дарвина. И вскоре мне позвонил глава Screen Gems Клинт Кулпеппер с идеей этого нового фильма, которая показалась мне очень смелой. Клинт, он, вообще, удивительный. Ведь еще до того, как «Легион» вышел в прокат, он уже согласился дать нам денег под новый проект, и это были куда более серьезные деньги.
— А «Легион» же вообще не очень хорошо выступил в прокате?
— Ну, это как считать. Вы снимаете кино за 20 миллионов, и оно зарабатывает в прокате 69 — продюсеры вполне отбили бюджет и даже заработали на нем деньги. Однако дело тут в другом. Кулпеппер согласился финансировать наш новый проект еще до того, как «Легион» вышел в прокат. И такое, думаю, больше никогда не случится. Но, кстати, о «Легионе». Нам просто очень не повезло. Ведь в то время в прокате еще шел «Аватар», и никто не мог предвидеть такого успеха заранее. К моменту, когда мы стартовали, он уже должен был отойти, но вместо этого по-прежнему оставался первым в прокате, и в результате мы оказались только вторыми. И это был тяжелый матч — между нами и таким тяжеловесом. Нам повезло, что мы пришли вторыми.
— Как поклонник вампирской тематики, не думали ли вы когда-нибудь о том, что спросили бы у вампира, случись вам его на самом деле повстречать?
— Боже мой... Вообще, я думаю здорово быть вампиром. Так что я бы, пожалуй, попросил его меня обратить. Роскошно же иметь эту возможность выбирать. Ты встаешь с утра, открываешь занавески — и умираешь, потому что устал от жизни. Было бы отлично. И когда моим детям исполнился бы 21 год, и они стали бы взрослыми и красивыми, я бы их немножко покусал, и они бы смогли жить вечно, а потом могли бы сами выбрать момент, когда им захочется умереть. В мире хватает людей, которым бы не помешало немножко убийства. Ну, вы понимаете? Необязательно же убивать хороших людей.
— Кстати, о детях. Если кто-нибудь из них или сразу все трое захотят выбрать актерскую профессию, что вы им на это скажете?
— Я предложу еще раз подумать. Нет, конечно, они могут делать, что хотят. В пределах разумного. Но для большинства актеров жизнь полна разочарований и печали (смеется), и только некоторым из них везет зарабатывать в этой профессии деньги. Причем талант тут не имеет большого значения. Я знаю массу талантливых актеров, которые сидят без работы. Кроме этого, актерство — профессия, которая может привести к большому тщеславию. (Смеется.) А это опасная штука. Так что я буду все-таки надеяться на то, что мои дети выберут другие профессии.
— Пол, вы назвали своего ребенка в честь Стеллана Скарсгарда. А в честь кого вы назовете своих будущих детей?
— Вообще, у нас должен родиться ребенок уже в течение ближайшего месяца, но пока его называют Бисквитом. Не знаю почему… Ну а Стеллан... Когда я впервые повстречался со Стелланом, я в него совершенно влюбился. Именно поэтому моего сына и зовут Стелланом. Он знает, как жить красиво, и к тому же он чемпион по питью водки. Вы знаете, случалось, что после работы мы с ним отправлялись в бар и пили там водку. И в конце концов я уходил, а он еще оставался… А Стеллан ведь лет на двадцать меня старше. И на следующее утро я чувствовал себя невыносимо, а у него не было ни в одном глазу. Как пятнадцатилетний. И это, конечно, очень раздражало. И я подумал, что для моего сына будет неплохим стартом зваться тем же именем, что и мировой чемпион по питью водки. Ну и еще он актер неплохой.
— Практический вопрос. Сколько времени готовились к съемкам, сколько снимали и сколько переводили в 3D?
— Подготовка длилась шесть месяцев, снимали — четыре. А вот процесс конвертации занял у нас восемь месяцев. И это, как мне кажется, вполне отразилось на отличном качестве нашего 3D. Сейчас многие рассуждают о постконвертации, не имея о ней никакого представления. Более того, проблема многих фильмов не в самой конвертации, а в том, что на нее отводится очень мало времени, поскольку студии очень спешат выпустить в прокат «новый 3D-хит». На самом же деле это довольно сложный процесс, и при определенных затратах, в том числе временных, он дает прекрасные результаты. Помимо этого нашим проектом занималась компания Sony, а она сейчас инвестирует огромные деньги в 3D-телевидение, для которого ей нужен качественный 3D-контент. Именно поэтому она и позволила нам потратить столько времени на постпродакшн и конвертацию.
— А правда, что вы отказались от роли в фильме «Король говорит!»? И что вы сейчас чувствуете по этому поводу?
— Да, это так. И прессе об этом рассказал сам сценарист. И мне не очень удобно говорить об этом, потому что Колин Фёрт сыграл в фильме блестяще, и никто не сможет утверждать, что, снимайся я в этой ленте, она бы пользовалась таким же успехом. Он прекрасен в этой роли. Я отказался от роли только по одной причине. Я огромный поклонник режиссера, я с удовольствием согласился бы с ним поработать. Однако к тому моменту, когда ко мне поступило это предложение, я уже четыре месяца не был дома. Мы как раз снимали «Пастыря», кстати. И я был нужен моей семье и не захотел уезжать на съемки еще на четыре месяца. И вполне естественно, что любой стал бы сожалеть о том, что упустил возможность поработать с таким режиссером, но я надеюсь восполнить это в будущем.
— В финале «Пастыря», определенно, присутствует намек на сиквел. А на сколько фильмов у вас подписан контракт?
— Вы совершенно правы, в наше время актеры подписывают стандартный контракт на три фильма. Однако будем ли мы снимать сиквел, зависит исключительно от вас. Если вы и восемь миллионов друзей посмотрите наш фильм, то мы, разумеется, снимем еще одного «Пастыря».
— Будете ли вы озвучивать Джарвиса в «Мстителях»?
— Я думаю, что буду. Просто с каждым из предыдущих фильмов («Железный человек» и «Железный человек 2», где Пол озвучивал компьютер по имени Джарвис — Прим. КП) мне звонили в последнюю минуту, и я оказывался в одной комнате с Джоном Фавро, режиссером, и мы оба страшно веселились. Так что в первый раз я даже забыл, что участвовал в фильме. И кто-то сказал мне: эй, ну что там с «Железным человеком»? И я ответил: я не был в «Железном человеке». И мне говорили: ты был. А я отвечал: нет, не был. И дело было в том, что я попросту забыл, ведь все мои воспоминания о работе над фильмом свелись к тому, как мы напивались с Джоном Фавро.
— Читали ли вы детские комиксы? И был у вас любимый комикс?
— В Британии комиксы никогда не пользовались такой же популярностью, как в Америке. Так что я скорее отдавал предпочтение фильмам с Джоном Уэйном.
— Каким было ваше первое впечатление, когда вы увидели фильм в законченном виде?
— Вообще, я имел возможность наблюдать за тем, как идет работа, на самых разных этапах. Впервые за долгое время я остался сильно вовлеченным в процесс и после того, как уже отработал ту часть, за которую, собственно, и получаю деньги. Но совсем недавно я получил возможность увидеть самую последнюю версию, и она произвела на меня очень сильное впечатление. И должен сказать, что обычно я отношусь к своей работе с большим скептицизмом, но в этот раз увиденное меня действительно поразило. Думаю, надо отдать должное и 3D. Ведь у конверсионного 3D, которое добавляется на постпродакшне, сейчас очень плохая слава. Но проблема большинства таких проектов в том, что ими занимаются в страшной спешке. Однако мы потратили на конвертацию целых восемь месяцев. И мы пользовались той же потрясающей оптикой, на которую снимали «Бегущего по лезвию».
— Ваш герой очень резкий…
— Он солдат, он должен таким быть. В придуманном нами мире церковь не отделена от государства, так что церковь — это правительство, а верховный священник — президент. И когда заканчивается война (с вампирами — Прим. КП), наш герой оказывается ненужным, так что, обретя новую миссию, он в своем роде вновь обретает смысл существования, который заключается в том, чтобы заниматься своим делом. А его дело — причинять людям боль. Так уж вышло. Не думаю, что он чтец или что-то такое. Едва ли он читает Толстого вечерами. Он из тех людей, что думают своими кулаками.
— Как вам нравится в Москве?
— Вы знаете, я всегда хотел побывать в России, ведь я вырос на Станиславском и Чехове. И мои первые опыты как актера были связаны именно с ними. И на самом деле я очень расстроен из-за того, что, впервые попав в Россию, по-видимому, так и не увижу ничего, кроме интерьеров этого отеля. Но осенью мы с женой и детьми собирались приехать в Россию еще раз. Правда, завтра мне собирались показать Кремль, но, видимо, это будет очень короткая экскурсия, что меня опять же очень расстраивает. Я давно хотел побывать в вашей стране.
— А может быть, есть какие-то конкретные места, которые вам бы хотелось увидеть?
— Я очень надеюсь, что мы сможем провести месяц, путешествуя по России. Я бы очень хотел увидеть Санкт-Петербург, посмотреть Эрмитаж и Пушкинский музей. Но сейчас я в своего рода деловой поездке, и они меня не отпустят. Хотя, может быть, я попытаюсь обмануть охрану и сбегу. Посмотрим.
— Есть какие-нибудь русские актеры и режиссеры, с которыми вы бы хотели поработать?
— Да. Но не скажу, какие именно. Потому что каждый раз, когда я упоминаю кого-то, выходит так, что у меня никогда не получается с ними поработать. Например, я как-то сказал, что хотел бы сняться вместе с Дэниэлом Дэй-Льюисом. И я ни разу с ним не работал. Так что теперь я держу язык за зубами.
— А вы вносите изменения в сценарии?
— Да, бывает. Впрочем, нечасто. Ведь я блондин, и я актер, и сценарии обычно пишут гораздо более смышленые люди, чем я сам. Правда, в случае с «Пастырем» я вносил правку. В частности, мой персонаж гораздо больше говорил. Но так часто бывает, когда сценаристы пишут этакого немногословного стоика, но просто в силу того, что они сценаристы, они пишут слишком много. И в случае с «Пастырем» я выкинул из сценария много реплик.
— С какими актерами вам нравится работать?
— Я уже работал с очень многими актерами, и многие из них были потрясающими, так что выбрать совершенно невозможно. Но могу сказать, что мне не нравится. Бывают актеры, которые воспринимают это все как спорт и постоянно пытаются соревноваться. А я сторонник того, чтобы делать что-то вместе, и только тогда может получиться что-то прекрасное.
— Что заставляет серьезных театральных актеров вроде вас сниматься в блокбастерах? У нас обычно шутят, что у них закончились деньги.
— Есть роли, в которых ты снимаешься ради денег, а есть роли, в которых ты снимаешься, чтобы заглушить голоса в собственной голове. Есть фильмы, которые ты делаешь, потому что влюбился в сценарий, и которые кажутся важными. И я существую в климате, который существенно отличается от золотой эры американского кинематографа, оставшейся для меня где-то в семидесятых. Три года назад студии снимали по 379 фильмов в год, а теперь делают только 179. И актеру приходится работать. Так что да, часть моих решений имеет под собой финансовые основания. И храни Бог каждого, кому не приходится принимать таких решений. Однако все это совершенно не касается «Пастыря». Я любил вампиров всегда, читал книги про вампиров, смотрел вампирские фильмы. Кроме этого, я всегда защищаю свое право сниматься в самых разных фильмах. И я бы соврал, если бы сказал, что снялся в этой ленте только ради денег. Я сам люблю смотреть такое кино — почему я не должен в нем сниматься? И потом у меня плохая способность к концентрации. Если я только что снялся в фильме вроде этого, то я непременно начинаю думать, а почему бы не сыграть в маленькой независимой ленте про Чарльза Дарвина. А если я снимаюсь в фильме про Чарльза Дарвина, то сразу начинаю думать: жалко, что я не на тросах с винтовкой в руках, вот это было бы круто! Кстати, отличная идея для фильма. Может быть, люди принимали идеи Дарвина охотнее, если бы у него был «калашников»?