Это интервью — плод коллективного труда шестерых журналистов, присутствующих за круглым столом. Каждому из нас досталось по шпильке, если вопрос звучал сомнительно. Например:
— Ты собираешься что-то новое сделать для телевидения?
— Я собираюсь изменить телевидение в целом, но это тема для другого интервью.
Журналист из Германии молчала минут пять после этого, обиделась, наверное. Мне тоже перепало за вопрос о самолюбии, поставленный действительно бестолково. Словом, читайте, наслаждайтесь. Джек — очень симпатичный человек, и мне хочется, чтобы вы тоже это почувствовали.
Была ли у тебя мечта стать действительно большим? В любом аспекте.
— Когда я был очень молод (смеется), мне хотелось изумлять людей. Но я не помню, чтобы мне хотелось быть просто гигантом, как Гулливер среди лилипутов. Но я фантазировал о том, что я выступаю на сцене и пою так, что из одной ноздри звучит одна нота, из другой — другая, а пою я что-то еще, и зрители вздыхают изумленно и говорят: «Это невероятно! Он просто великолепен!» Мне очень хотелось удивлять людей. Когда я впервые увидел Бобби МакФеррина, то, как он мог создавать звуки разных инструментов, я понял, что хочу быть таким, как этот парень. Правда, карьера его как-то затихла после этой песенки «Don’t worry, be happy», но для меня он все равно один из самых интересных музыкантов и мой герой.
— Ты знал историю Гулливера до того, как был приглашен сниматься в этом фильме?
— Признаться честно, я не читал книгу «Путешествия Гулливера» до того, как меня позвали работать в этом проекте. Но я знал, конечно, об истории в целом из мультфильмов, отовсюду — это как бы носится в воздухе, мы просто об этом знаем. Так что я знал, что эта история про парня, который попал на остров лилипутов, где его связали, пока он спал, кроме этого он и в другие переделки попадал. И вот тогда я впервые прочитал книгу. Я был очень удивлен тем, что в книге много юмора для взрослых, я почему-то был уверен, что эта книга для детей. (Смеется.) В ней много политических тем, экономических, например, «как прокормить гиганта и не обанкротиться», и к тому же в ней много довольно острого юмора, даже юмора, связанного с физическими функциями человека — как он тушил пожар при помощи жидкости из своего собственного тела, спасая королевскую семью, поливая их мочой. Многие его, оказывается, там не любили и планировали убить — все это описывается весьма красочно.
— А ты сам любишь путешествовать? Были ли у тебя какие-то особенно запомнившиеся путешествия?
— Да, путешествовать я люблю, но все мои путешествия так или иначе связаны с работой. Я не отправляюсь в дорогу только ради отдыха или удовольствия, в отпуск, проще говоря. Мне больше нравится путешествовать, когда это необходимо для работы. Всегда находится время после, чтобы побродить по округе, по городу. В основном, конечно, мы путешествуем, когда работаем над фильмом. Больше всего мне запомнилась поездка в Новую Зеландию с Питером Джексоном. Там удивительно красиво, особенно на Южном острове. Такое впечатление, что Скалистые горы Колорадо встречаются с Гавайями — это просто потрясающе! Похоже на какую-то другую планету. И люди мне там очень нравятся, такие приветливые.
— А если отдыхать куда-то поехать? Не можешь же ты все время работать...
— Я начинаю волноваться, если отправляюсь путешествовать только для удовольствия. У меня возникает ощущение, что я впустую трачу время, бесполезно растрачиваю свою жизнь, время идет, а я ничего не делаю. Это все создает такую нервозную и стрессовую атмосферу для меня. Я ведь по сути трудоголик, хоть это может показаться странным. Смешно, конечно, признаться, но, когда я работаю, я думаю, что хочу на пенсию, а когда я не работаю, позволяю себе расслабиться, я тут же впадаю в депрессию и начинаю думать: «Какого хрена вообще я тут сижу? Мне нужно работать, а то так и жизнь пройдет!» Это, конечно, грустно и неправильно. Расслабляться тоже надо уметь. Мне надо заняться йогой, наверное, чтобы научиться расслабляться.
— А как ты снимаешь стресс без умения расслабиться?
— Я как-то начал заниматься тай-чи — не для того, чтобы расслабляться, а чтобы понять, что это такое. И я обнаружил, что это учение помогает медитировать и расслабляться. Это то же, что и йога, — растяжки, дыхательные упражнения, медитация. Та же основа. Иногда для отдыха я провожу массаж, это тоже очень помогает, особенно глубокий массаж. Наверное, это и все, что я знаю об искусстве расслабления.
— Может быть, музыка?
— Музыка? Ну, музыка, которую я слушаю, не для медитирования или расслабления. В основном это рок, чтобы встряхнуться. Музыка, которую я люблю, тоже довольно острая, если можно так сказать.
— Для тебя это был не первый опыт работы с зеленым экраном, но гигантом ты был впервые. Как ты готовил себя к этому?
— Я начал играть с моделями персонажей с первого же дня, когда мы приступили к работе над фильмом. Они дали мне такие миниатюрные модели, чтобы я привык к мысли о том, что я гигант по сравнению с ними. Да и детские воспоминания помогли. Кто из нас не играл с разными моделями, солдатиками, героями комиксов? Да, я совсем не новичок в работе с зеленым экраном. Я много играл перед ним в «Кинг-Конге», и, кстати, я прекрасно себя чувствую в вакууме, мне даже так легче играть: ничего не мешает воображению, нет других актеров.
— Актеры могут быть помехой?
— Еще какой! Другие актеры могут здорово действовать на нервы. (Смеется.) Кто знает, что они выкинут в какой-то момент?! На них ведь надо реагировать, на то, что они делают!
— Тебе не ограничивали воображение?
— Нет, до этого не дошло. Но, признаться, мне здорово повезло, что, когда я работал, всех остальных уже сняли, и я отлично себе представлял, как они выглядят, и как с ними общаться.
— Тебе не привыкать создавать свои миры как актеру?
— Мне не привыкать создавать свои миры вообще. У меня очень большой опыт создания миров. Играя в детстве, я создавал миры с супергероями и был среди них главным, конечно. Много путешествовал на машине времени. Я точно знал, где живет волшебный дракон, который делает шоколадные конфеты, но прячет их в самых труднодоступных местах. Моя карьера стала продолжением моего детства. Мое чувство юмора до сих пор довольно незрелое, подростковое, как мне часто замечают.
— Джейсон Сигел тоже отличается похожим чувством юмора. Как, кстати, вам работалось вместе?
— Мне Джейсон всегда очень нравился, еще с того телешоу, которое он делал с Джуддом Апатоу. Он мне всегда казался очень особенным среди других, самым смешным. Кстати, он ведь еще и очень талантливый сценарист и писатель. Практический каждый комик в наши дни еще и писатель. Это стало почти нормой — писать собственные скетчи. Особенно если ты хочешь быть в комедийном бизнесе. Я всегда хотел работать с ним, и, поскольку в этом фильме я еще и продюсер, мне было легче настоять на его участии.
— Ты сам пишешь?
— Я писал, но в основном песни для Tenacious D и скетчи для фильмов. Но я не пишу никакого сценария сейчас, если ты спрашиваешь об этом. Я много времени провожу сейчас на студии с Tenacious D. Мы только что закончили шестую песню. Мы делаем все медленно: пишем песню, потом записываем ее на студии. Мы не пишем сразу альбом. Это медленный процесс, но нам он удобен.
— Твоя производственная компания работала над «Гулливером», верно? Вы уже определились с планами на следующий год?
— Ну, компания не совсем моя. Ты ведь говоришь про Electric Dynamite? У нас был офис на студии Universal, но мы вместе с компанией Reveille, которая занимается в основном телевизионными шоу, нашли новое место, куда и переезжаем. Это старое, заброшенное здание ФБР в Голливуде. Мы занимаемся разработкой нескольких проектов, но я в них буду участвовать только в качестве продюсера, не актера.
— В фильме герой должен доказать себе самому, что он чего-то стоит, поэтому он и отправляется в это путешествие. Ты когда-нибудь сам испытывал необходимость что-то доказать себе самому?
— Я помню, что, когда был ребенком, я отчаянно хотел, чтобы ко мне все относились с уважением и даже больше, чем это — может быть, даже с обожанием, я не говорю о том, чтобы на меня молились, но… Где-то на этом уровне. (Говорит совершенно серьезно, но с лукавыми глазами.) Чтобы все знали и принимали тот факт, что я особенный, как в той песне Radiohead (поет): «Я урод…» («I’m a freak») Есть что-то в этом древнее, изначальное, и, по-моему, это многих из нас роднит, в этом мы схожи, по крайней мере в исключительности. Наверное, желание определения собственной значимости и привело меня к выбору профессии, жизненному пути. И есть в этом своеобразный урок: неважно насколько твое резюме впечатляет достижениями, важно то, кто ты есть. На этом пути находится и мой герой Гулливер. Он начинает свое путешествие как очень неуверенный в себе человек, который до смерти боится высунуться, позвать девушку на свидание, но по ходу фильма он начинает понимать, в чем дело.
— А ты сам в мирных отношениях со своим «я»?
— В основном да. За исключением тех случаев, когда мы с моим «я» в раздоре и разногласиях, но это случается, к счастью, редко.
— Есть ли нечто в твоей жизни, за что, по твоему мнению, ты заслужил особенное уважение? И я не говорю только о фильмах, скорее о том, что ты сделал в своей жизни до настоящего момента.
— Я не чувствую, что заслуживаю какое-то особенное уважение за что бы то ни было. Одно дело закончено — что-то другое начинается. Я не сижу в удовлетворении от того, что вот закончил это, дальше можно расслабиться. Каждое новое дело — в своем роде промежуток. Люди забывают о твоих достижениях быстрее, чем ты сам, иной раз. Всем интересно, что происходит с тобой нового, чем ты можешь удивить. Если, конечно, ты не Эйнштейн, который сообразил, что E=mc2, и после этого вполне мог отвалиться и расслабиться, мол, всё, сделал вам открытие, теперь можно и отдохнуть. Таких людей на самом деле единицы.
— Почему этот фильм сделан в 3D? Это теперь мода такая в кинематографе?
— Не знаю, это была не моя идея, а студии. Им захотелось фильм в 3D. Я знаю только, что снимали мы не специальными камерами для 3D. Фильм был в основном снят в расчете на спецэффекты, каждый кадр включает в себя CGI или компьютерную анимацию, если хотите. Эти вещи невозможно снимать камерами для 3D, но можно сделать настоящее 3D из таких кадров. Те анимационные фильмы, которые вы видите, они не снимаются в 3D, этот эффект добавляется при постпродакшне. Я думаю, что в основном это будет здорово сделано в 3D, но я знаю, что непременно кто-то отреагирует негативно. (Шепотом) «Им надо было снимать это в 3D».
— Если вернуться к разговору о том, чтобы быть особенным, кто или что дает тебе возможность почувствовать себя особенным?
— Ты знаешь, это невозможно чувствовать постоянно. Есть такие короткие мгновения, когда ты чувствуешь себя таким, как например, на сцене с моей группой, когда мы действительно ухватили эту совместную с аудиторией энергию, и я испытываю это потрясающее чувство, когда кажется, что каждый человек настроен на ту же волну, что и ты. Это потрясающий, совершенно особенный момент. Еще что? Хм. Наблюдать за моими детьми — совершенно особенные для меня моменты. Они только-только учатся говорить, и все, что произносят, звучит всегда просто волшебно. Для меня эти моменты с ними абсолютно особенные, неповторимые и исключительные. Я не скажу, что я чувствую себя каким-то особенным, но тот факт, что эти малыши здесь потому, что я принял участие в их создании… Это просто магическое чувство, необъяснимое.
— Ты много времени проводишь с ними?
— Стараюсь как можно больше. Старший Сэмми — он у нас маму любит больше, а младший — мой. Сэмми, конечно, тоже играет со мной, хотя и мамин сынок. Мы с ним сегодня утром играли в монстров. Он пришел к нам в постель, вытащил у меня из-под головы подушку и закрыл ею мне лицо, требуя играть в монстров, а я и забыл. А он мне напоминает, что другая подушка — это принцесса, а он, Сэмми, супермальчик, который ее спасет от монстра. Монстр, стало быть, я. И я начинаю с таким русским акцентом (он Сэмми почему-то особенно смешит): «Где тут этот супермальчик, сейчас мы его…» А наша мама говорит за принцессу. Ну, в итоге супермальчик побеждает, все довольны. Это тоже особенные моменты. Наша мама тоже очень смешная, по-моему, она даже смешнее меня, если говорить об общении с детьми. Она невероятно смешно меняет голос, акценты, особенно с мягкими игрушками, которые в ее руках просто оживают и говорят разными голосами. Мальчишки всегда заливаются хохотом.
— Над чем ты работаешь сейчас? Какие у тебя планы на ближайшее будущее? Или ты планируешь сделать передышку?
— Нет, не планирую, я не люблю передышек, я все время что-то планирую на разные уровни будущего. Я недавно закончил фильм с Оуэном Уилсоном и Стивом Мартином «Большой год». Он про тех, кто наблюдает за птицами, очень захватывающий фильм. Следующий проект, который я планирую сделать с Риком Линклейтером, моим старинным приятелем, который написал сценарий, основанный на реальных событиях, — «Берни». Я бы хотел описать этот фильм как анти-«Гарольд и Мод». Кстати, я очень люблю эту ленту. То есть не совсем противоположность, в нем тоже присутствует молодой парень и пожилая женщина, но вместо очаровательного романа, как в «Гарольд и Мод», все между ними оборачивается кошмаром, она захватывает его и не отпускает. Кстати, играет со мной в паре Ширли МакЛейн (таинственным шепотом и со смеющимися глазами).
— Как ты себя чувствуешь, когда какой-то из твоих фильмов оказался, скажем, не очень успешным у зрителей? Философски, с сожалением? Или просто игнорируешь?
— Ты знаешь, всегда очень много волнений и беспокойства связано с работой в кино. Мы, конечно, надеемся, что фильм получится удачным, но кто может предсказать наверняка?! Все это связано напрямую с твоим самолюбием, хочешь или не хочешь. Если фильм не успешен у зрителя, то ты начинаешь воспринимать это лично: «Я зрителям не нравлюсь!» Но со временем ты начинаешь относиться к этому философски, потому что иначе можно сойти с ума. Но это всего лишь бизнес, где бывают и провалы, и удачи. Всякое бывает, поэтому мы учимся в процессе, в том числе и спокойно относиться к провалам. Главное, не останавливаться и не предаваться самокопанию и тоске, тогда точно можно на покой.
— Что тебе больше всего нравится в себе?
— Я не знаю… Я не знаю… Я полагаю, что это мой симпатичный нос пуговицей! Я понимаю, что это не ответ, но у меня пока нет другого. Может быть, это философская сторона моей личности?! Я люблю в себе эту сторону. Я думаю медленно, может быть, но глубоко, очень глубоко… (Вздыхает.) Я продумаю этот вопрос и отвечу в другой раз, окей?