Я уверена, зрители знают тот факт, что Тони Скотт — младший брат не менее известного и любимого режиссера Ридли Скотта. Но все ли в курсе, что свое первое появление в кино у Тони было перед камерой, а не за ней? Шестнадцатилетний Тони сыграл в первом фильме брата Ридли «Мальчик и велосипед».
У Тони много талантов, но самый основной — талант постановщика, снимающего исключительно визуальные фильмы, с невероятной энергией, просто заполняющей зрительный зал. Тони также талантливый продюсер. Вместе с Ридли они создали много интересных проектов, среди которых один из последних — «Хорошая жена» — телесериал, ставший популярным в Штатах буквально с выхода пилота.А мечтал Тони о том, чтобы стать художником: «Я очень хотел стать живописцем. Восемь лет в академии искусств. Но это было очень-очень давно. Я даже получил государственный грант для занятий в академии. Я очень любил живопись, рисунок. Ридли говорил, что у меня талант, и я должен постараться не угробить это. Но он же и попросил меня помочь ему в его первом фильме. (Смеется, крутя в руке незажженную сигару.) Это была его дипломная работа в Королевском колледже. А потом он мне помог с моим дебютом. Мы с Ридли всегда были дружны и отлично понимали друг друга, поддерживая во всех начинаниях. Ты знаешь, процесс съемки фильма на 16 мм и современный процесс — они в целом одинаковы. Так же я могу сравнить работу над фильмом с работой над полотном, над картиной. Это все творческий процесс, связанный с принятием того или иного решения, от которого зависит результат. Это цепь необходимых решений, которые художник должен принять: выбор материала, цвета, света, актера, композиции, структуры — все это по сути очень близко к любому творческому процессу. Но я предпочел кинокамеру кисти, потому что люблю движение, а не сидение в четырех стенах 24 часа в сутки перед картиной. Не пойми меня неправильно, я до сих люблю живопись и часто пишу или рисую. Я прорисовываю все свои фильмы перед тем, как начать их снимать. Я вижу их на бумаге в движении и красках, я создаю композицию фильма таким образом. А живопись я часто использую для отдыха. Я стою перед мольбертом и вижу только полотно. Это утишает, успокаивает, приводит в порядок мысли. Но я так и не почувствовал, что в живописи мое настоящее призвание».
Ты играешь с сигарой. Если хочешь закурить — не стесняйся, мне нравится запах сигар.
— (Смеется, засовывая сигару в рот и чуть посасывая ее.) Я не курю уже пять лет. Но мои мальчишки, десятилетние близнецы, говорят мне, что скучают по запаху сигар в доме. Дедушкины часы в гостиной и запах сигар — просто классическое сочетание для формирования детских воспоминаний о доме, где растешь. (Вынимает сигару изо рта.) Я люблю свою сигару жевать, до сих пор люблю вкус, но курить не могу. Знаешь, я ведь раньше выкуривал по 12 штук в день (Я охаю.) Да-да, они для меня были как палочка-выручалочка при сильных стрессах и беспокойстве. Но это сказывалось на моей энергии, я уставал быстро и беспокоился больше. (Посмеивается, нюхая сигару.)
— Какой это бренд?
— Я всегда предпочитал «Монте-Кристо».
— Многие удивляются тому, что твой новый фильм на ту же тему, что и предыдущая картина «Опасные пассажиры поезда 123». Как ты объяснишь это?
— Да, меня уже спрашивали, зачем второй фильм про поезд. (Смеется.) Но ведь между ними большая разница. Первый про ситуацию с заложниками. Такое может случиться где угодно, верно? Может в автобусе, может в метро, а может и в банке. Так случилось, что поезд в метро стал заложником плохих парней, об этом и фильм. А в моей новой картине речь идет о поезде, оставшемся без машиниста, то есть без контроля. Тут уже скорость играет главную роль. Увеличивающаяся скорость поезда, который не может быть остановлен извне. Начальная скорость 50 миль в час возрастает до 150 миль в час, что при весе собственно локомотива и вагонов, которые он тянет, становится смертельным для всего, что попадется на его пути. Как ты знаешь, практически все мои фильмы о движении, импульсе, в них всегда уйма адреналина. Именно в этом для меня основа истории, за которую я берусь. Когда я читал сценарий, то не мог от него оторваться, словно он мчал меня с бешеной скоростью. Мало того, передо мной раскрывались два совершенно уникальных и противоречивых на первый взгляд героя, сталкивающихся на той же скорости и продолжающих движение уже вместе к развязке. У меня не было сомнений, что это мой фильм.
— Каждый твой фильм изрядно повышает давление у зрителей…
— «Неуправляемый» — это однозначно фильм, который может привести к инфаркту. Зрителю с такой тенденцией нужно хорошо подумать, прежде чем идти смотреть, или запастись нитроглицерином на всякий случай. (Смеется.) Это будет 90 минут чистейшего адреналина.
— На каких событиях основан этот фильм?
— Я не могу сказать, что он основан на каком-то конкретном событии. Сценарий был написан под влиянием нескольких событий, в то или иное время происшедших на железной дороге. Точнее, на основе трех основных историй, связанных с неуправляемыми локомотивами: одна история произошла в Пенсильвании, другая — в Нью-Мексико, третья — уже не вспомню, где конкретно. Но я тебе скажу, как мы дополняли сценарий. В одном из разговоров с машинистом я спросил, каким был его самый первый день на работе, и его ответ, записанный на пленку, мы практически без изменений вставили в сценарий, настолько он был колоритным и запоминающимся. Конечно, я далеко не всегда использую этот метод, но иногда попадаются истории, мимо которых просто невозможно пройти, и я стараюсь их вставить в мой фильм, придавая ему максимальную жизненную правдивость.
— Чем тебя привлекает Дензел Вашингтон? Ты сделал с ним уже пять фильмов...
— Первый фильм, который я сделал с Дензелом, был фильм с ним и Джином Хэкманом. Оба эти актера вышли приблизительно из одной и той же профессиональной среды, у них одинаковое отношение к работе и рабочая этика. Это профессионалы, которые понимают необходимость выполнения «домашней работы», которая дает им возможность узнать максимально все, что может потребоваться в работе над героем. Они оба исключительно сложные люди, с яркой индивидуальностью, то есть их внутренняя работа практически незаметна, но тем и интересна, что при минимальном действии они умеют передавать глубочайшие эмоции, максимально раскрывая характер их героев. Уникальнейшее свойство. Немногие современные актеры располагают этим умением. Дензел и я во многом похожи. У нас одинаковое отношение к работе, мы оба неуверенны в себе, что заставляет нас искать наилучшее решение. Наша неуверенность всегда конструктивна, мы движемся только вперед, несмотря на то, что каждый раз агонизируем над принятием того или иного решения. Для нас главное — наверное, не повторяться, не использовать то, что уже было однажды открыто нами и сделано. Мы работали вместе вот уже пять раз, и каждый раз я открывал для себя еще один аспект его индивидуальности, удивляясь и восторгаясь им. Ты знаешь, чтобы дать моим актерам возможность понять, что мне от них требуется, я каждый раз стараюсь найти человека из реальной жизни, так сказать, основу для актерского поиска. Я говорю: «Вот таким я вижу твоего героя». И они начинают общение, в процессе которого Дензелу или другому актеру становится ясно, из чего исходить при создании образа. Понимаешь? Например, ты открываешь бутылку воды, и я открываю бутылку, и кто-то другой... Каждый из нас делает это по-своему. Поэтому я хочу, чтобы мои актеры общались с теми людьми, которые так или иначе связаны в жизни с профессией или условиями, в которых находятся герои моего фильма. Например, для этого фильма я нашел Дензелу машиниста из Пенсильвании, пенсионера, но почти такого же возраста, как и Дензел. Они много времени провели вместе, и Дензел почерпнул от него много деталей, необходимых для достоверности изображения его героя. Тут дело не в копировании, а в том, чтобы увидеть и изучить привычки человека, который занимается в течение всей его жизни тем, что актеру предстоит показать и пережить за два часа. Этот способ меня еще не подвел ни разу.
Кроме того, Дензел любит работать, и он знает свое дело как никто другой. Он любит напряженную работу, с полной отдачей, а это также и мое отношение к работе. Я доверяю ему стопроцентно, как самому себе, зная, сколько сил он приложит к тому, чтобы найти точный образ своего героя. Иногда я читаю сценарий, провожу какое-то расследование по нему и говорю себе: «Черт возьми! Это опять для Дензела роль!» Нет, я не пытаюсь сказать, что это звучит как что-то надоевшее, ни в коем случае, это радость для меня, потому что я знаю его, и он знает меня. Пять фильмов, в которых он работал у меня, — это пять лет моей жизни. Эти фильмы не только время, потраченное на них, это часть моей души, и точно так же воспринимает свою работу Дензел. Разве мы пускаем в душу тех, кто нам безразличен? Конечно, нет. Поэтому наша совместная работа доставляет нам радость и удовлетворение. Я нисколько не сомневаюсь, что у нас будет еще много совместных работ. У меня такие же отношения со всей моей командой, не только с актерами.
— Ты думаешь, это связано как-то с его театральный опытом?
— Вне всяких сомнений. Театр дисциплинирует актера, приучает к простоте и ясности — мне это очень импонирует, я и сам не люблю излишних сложностей. Мудрость именно в простоте, бесхитростности, искренности. Дензел очень искренний человек, абсолютно во всем, даже простодушен иногда — я очень люблю эти его качества. Он исключительно харизматичен.
— В последнее время в Голливуде все больше сиквелов и фильмов, основанных на комиксах. Как бы ты охарактеризовал положение в Голливуде с точки зрения нахождения новых материалов, новых сценариев?
— Я бы сказал, очень сложное положение. Все возвращается к формуле, как в прежние времена, к комедиям, любовным историям. Я в восторге от того, что Нолан сделал в своем фильме «Начало», он вернул интерес молодых людей к кино. Молодежь возвращается смотреть этот фильм по два—три раза, пытаясь разобраться в том, что происходит на экране. Но такие работы — огромная редкость. В основном студии стараются придерживаться беспроигрышных в финансовом отношении картин, основанных на старых, опробованных временем и зрителем формулах. Правда, честно сказать, я уверен, что ситуация изменится — все идет по кругу, точнее, по спирали. Проходит один круг и поднимается на другой уровень, вроде и то, что было раньше, но с другим подходом. Просто сейчас экономически трудное время для всех, и поэтому люди стараются удержаться на плаву. Студии не исключение. Все связано с деньгами и экономическим положением в обществе в целом — это не новость, правильно? Лично я не особенно пострадал от всех этих изменений: мои денты всегда востребованы, потому что подходят под уже ставший классическим жанр фильма-экшна. Я планирую начать новый проект уже в январе, и это будет еще одна история, щекочущая нервы зрителю. (Смеется.)
— Ты работаешь над каждым фильмом по отдельности, полностью концентрируясь на нем, или у тебя в голове всегда есть план следующего фильма?
— У меня всегда в голове несколько проектов. (Смеется, покусывая свою сигару.)
— «Неуправляемый» Тони Скотт. (Мы смеемся вместе, и Тони кивает головой.)
— Я всегда думаю о том, что буду делать дальше, хотя нет ничего страшней и беспокойней съемочного периода. Обычно очень страшно начинать снимать фильм. (Смеется.) Но процесс собственно съемки настолько возбуждает и заряжает энергией, что я не могу уже жить без этого чувства. Наверное, такое же ощущение бывает от хорошего фильма ужасов — страшно, но неостановимо интересно. Я уже начал готовить следующий фильм, который начну снимать в марте.
— Наверное, все тебя спрашивают об этом, но мне ужасно любопытно, что ты думаешь о новых технологиях в кино и «старой школе», которую ты по-прежнему используешь в работе над твоими фильмами?
— Тут все зависит от истории, которую ты собираешься рассказать в своем фильме, от мира, к которому я прикасаюсь в ней. Знаешь, моя мама, когда смотрела боевики или экшн-фильмы, которые очень любила, всегда могла безошибочно отличить компьютерный эффект от реального кадра. Я просто поражался этой ее способности. Может быть, поэтому я тоже стараюсь обходиться вообще без компьютерных технологий в своих фильмах. Все сцены экшн мы снимаем живьем. Я могу поверить только в реальность. Она хорошо смотрится на экране. Я думаю, что это одна из моих сильных сторон — отказ от CGI. И это не потому, что я противник компьютерной графики. Мой подход заключается в создании максимальной достоверности происходящего на экране. Игрушечные вертолеты и масштабные взрывы не производят на меня большого впечатления. Ты никогда не сможешь показать нужный тебе эффект после того, как все уже снято. Как бы ни были опытны люди, создающие эти эффекты, ошибки все равно видны, во всяком случае мне. (Смеется.) Поэтому я скрупулезно готовлюсь к съемкам моих картин.
— Тогда в чем сложности съемок, например, мчащегося поезда?
— Невероятные сложности, ты себе даже представить не можешь, какие сложности возникают при этом. Для меня проблема была еще и в том, что в сценарии идет развитие действия с точки зрения героев и их внутреннее развитие, и в то же время мчится собственно развитие истории, экшн. Что бы все это соединить, требуется огромное напряжение. Но именно этим меня и привлек сценарий. Я знал, что будет трудно, в этом-то и интерес. Ты думаешь, легко было получить зеленый свет на фильм, где два актера, по большому счету актеры такой величины, как Дензел Вашингтон (да и Крис Пайн в ранге звезды теперь), на протяжении практически всего действия сидят в будке поезда. Мне говорили: «Ты совсем рехнулся, мужик. Они же ни за что не подпишутся на такое!» Но я их убедил, и в итоге боссы студии поддерживали меня во всем, и фильм им очень понравился. (спохватываясь) Да-да, я отвлекся. Чтобы снять идущий поезд, мне нужно было очистить по крайней мере 5—10 миль дороги. Я собирал три сцены, чтобы снять за один прием. Я делал практически круговую съемку. Основная концепция съемок заключалась в том, чтобы показывать действие со всех сторон. Я делал три—четыре сцены подряд, снимая все это четырьмя камерами, по 12 минут каждая сцена, тогда и действие на экране энергично и реально. Сложности, которые возникают при съемках экшна, всегда носят только организационный характер. Я использую несколько камер, которые снимают одновременно. Иногда я объединяю несколько сцен в один кадр. То есть снимаю их вместе несколькими камерами, чтобы при монтаже было проще ими манипулировать. В таких сценах я стараюсь исходить из того, что это неважно, где ты снимаешь, главное, чтобы сцена была продумана до мельчайших деталей: сколько камер будут снимать одновременно движущийся со скоростью 60 миль в час поезд, под каким углом, какими линзами, каждая секунда будет вымерена и проверена. Тогда нет страха перед съемкой, тогда все идет по плану, и то, что у меня съемочная группа состоит из людей, работающих со мной уже много лет, весьма помогает. Каждый из них на своем месте и точно знает свои обязанности. В сложностях есть свои прелести: концентрация внимания всех на выполнении такой сцены, абсолютная координированность действий — все это приносит огромное удовлетворение в итоге. А когда ты видишь на экране монитора результат, и он соответствует твоему видению, я не могу ни с чем сравнить это чувство блаженства и удовлетворенности.
— А 3D? Что ты думаешь об этом?
— Я думаю, что формат будет использован с умом, но будет и много злоупотреблений. И зритель в итоге может устать от этого эффекта. Уже сейчас слышаться голоса тех, кого не устраивает конвертация фильмов в 3D, когда восприятие скорее искажается, чем становится лучше и глубже. То, что придумал Кэмерон, соответствовало его задачам, и он снимал свой фильм специальными камерами. Но не все фильмы предполагают использование 3D, не всегда есть необходимость в этом эффекте. Я, например, совершенно не заинтересован в этом пока. У меня нет в запасе историй, которые могли бы требовать присутствие этого эффекта. Это так же, как и использование CGI — для моих фильмов в нем нет нужды. Я понимаю, что такие фильмы, как «Трансформеры», не могут обойтись без компьютерных эффектов в силу масштабности зрелища и фантастичности истории. Я снимаю фильмы о реальных людях в реальном мире и стараюсь поместить туда зрителя. Если действие развивается в мчащейся машине, то и зритель вместе с героем фильма испытывает присутствие. Этого можно достичь только съемкой в реальности.
— Что ты делаешь, когда не снимаешь фильмы?
— Я люблю лазать по горам. В прошлом году я был в парке Йосемит, поднимался на Хаф Дом, два дня и две ночи на скале. Эль Капитан, что тоже в Йосемите, на следующий год — два дня и три ночи на скале. Я занимаюсь скалолазанием практически всю жизнь, поэтому мне нетрудно находиться в хорошей физической форме. Я использую для этого практический каждый перерыв между фильмами — несколько дней в горах.
— Что еще ты любишь в жизни, кроме скалолазания и съемки фильмов?
— Секс, конечно. (Смеется.) Это тоже помогает находиться в хорошей форме. У меня двое сыновей — близнецы, им десять. Я много времени провожу с ними, мы вместе занимаемся скалолазанием, подводным плаванием, водными лыжами, горными лыжами... Я занимаюсь с ними всем, о чем сам мечтал в их возрасте, но не имел возможности.
Тони — очень светлый человек. Когда он говорит, его лицо освещается внутренним теплым светом. Он решил, что время его интервью закончилось, и приступил к вопросам ко мне: откуда я, как долго живу в Штатах, как попала сюда, почему, что мне здесь нравится, а что — нет. Я старалась ответить быстренько, но он требовал ответов подробней, так что оставшиеся несколько минут он интервьюировал меня. На прощание сказал, что очень любит Россию и русских режиссеров. Он даже собирался делать какой-то совместный проект с Тимуром Бекмамбетовым, но что-то там не срослось, хотя Тони не теряет надежды поснимать и в России, лучше бы в Сибири — он столько слышал интересного об этих местах. Я уверила его, что лучше места для съемок какого-нибудь боевика просто не найти.