После Каннского фестиваля, где ваш фильм ожидал такой большой успех, успели ли вы почувствовать груз славы? Или, наоборот, её крылья?
— Реда Катеб: Мы стараемся как-то лавировать между этими состояниями. Пытаемся использовать то, что дано нам сейчас, и особо не возвышаться. Это только начало. И мы отдаем себе в этом отчет.
— Тахар Рахим: Я думаю слава — это в любом случае хорошо. Причем не только по отношению к нам, но и для нашего окружения, которое проживает через нашу судьбу всю эту авантюру. Точнее, вместе с нами. Слава, как ни странно, это, все-таки, скорее приятно.
— Кстати, если посмотреть на мировых звезд, то можно увидеть, что карьера некоторых, например Аль Пачино или Роберта Де Ниро, получила мощный толчок именно после «мафиозных» лент. Как вы думаете, это хороший знак — то, что и вы начали с такой ленты?
— ТР: Я не думаю, что тут можно сравнивать. Ты говоришь, в общем-то, о времени начала нового этапа в мировом кино. Упомянутые тобой люди приходили в кинематограф не просто сами по себе со своими ролями, но и с мощными фильмами. И режиссеры после этого начинали работать с ними еще плотнее. Во Франции так редко когда получается. Сейчас такое впечатление, что наш фильм — этакое НЛО, возвышающееся над привычным пейзажем. Такое опережение своего времени. Ну, это мое мнение...
— РК: Я тоже считаю, что нельзя сравнивать. Были успешные фильмы о гангстерах, а были и такие, которые остались в шкафах и кинолабораториях. А у нас всего лишь появился шанс поучаствовать в таком интересном проекте, и мы используем его во всю мощь. Мы смотрим в будущее с интересом, но пока много нового еще не придумали.
— Проходили ли съемки в специально отстроенных декорациях или, может быть, в реальной тюрьме, в похожих зданиях?
— ТР: Нет, это всё, конечно, были специально построенные декорации.
— РК: Но их сделали такими благодаря тому, что примерами для них послужили несколько существующих тюрьм, были задействованы различные типы и части их архитектуры. Это киношная тюрьма, но очень похожая на настоящую.
— Я как-то слышал от людей, задействованных в подобном кино, что они, даже даже в декорациях, иногда испытывали легкие приступы «тюремной клаустрофобии». У них бывали довольно неприятные ощущения от нахождения в этой, хотя и ненастоящей, но всё же тюрьме. Не было ли подобного у вас?
— ТР: Странно. Нет... По крайней мере, у меня эффекта клаустрофобии не возникло.
— РК: И у меня тоже. Мы просто ходили на работу. Если мы занимаемся актерской профессией, то нас она много от чего освобождает, не только от фобий, но и вообще от нас самих: нашей жизни, современности, от каждодневности. Актёрство позволяет нам выразить то, что заложено у каждого из нас в глубине и полностью сосредоточиться на этом. Оно даёт шанс выразить наши эмоции. Скажем так, мы ходили в тюрьму как раз для того, чтобы по-своему освободиться.
— ТР: У меня, кстати, было даже наоборот. По окончании съемок мне ненадолго стало сложно находиться среди большого скопления людей. Но потом ведь, только опыт и остается. К тому же, нужно помнить, что когда ты открываешь какую-то дверь, там сидит какой-нибудь администратор... Или массовка косяк курит. Это тоже такая съемочная правда.
— Во французском кино, на мой взгляд, есть две такие противоположности: авторская и «мейнстримовая». То есть такая, которую представляет, например участвующий в фестивале «Французское кино сегодня» «Агент 117». Были ли мысли сыграть в чем-то подобном, коммерческом? Как складываются отношения с постановщиками массового кино?
— ТР: Ну, мне не кажется это особенно хорошей идеей. Но в принципе сыграть было бы неплохо, это тоже кино и развлечение.
— РК: А мне бы хотелось сыграть в хорошей комедии. Но, на мой взгляд, во Франции с ними проблема. Мне близок британский юмор, и американский тоже. А французские комедии часто для меня не смешны вовсе.
— ТР: На комедию я соглашусь, разве что, если будет совсем черный юмор, как Альберт Дюпонтель со своим фильмом «Берни». Это достаточно циничная картина, но я очень над ней посмеялся.
— Если посмотреть на американское кино, то там уже хорошо заметен сильный приток «эмигрантов» из Европы в Голливуд: приглашаются режиссёры и актеры из Испании, Англии, Франции, даже России. Как бы вы посмотрели бы на предложение сняться в каком-нибудь голливудском фильме?
— ТР: Всё просто — зависит от фильма.
— РК: Мне никогда не хотелось переехать в Америку. Жить там постоянно я не смогу. Хотя я взращен с культурой американского кино — там есть люди и фильмы, которые мне нравятся. Брюс Уиллис, Хоакин Феникс, например. У этих людей есть определенное духовное измерение.
—
ТР: Такой мечты у меня нет тоже. Работать в Голливуде с большими кинематографистами — может быть и заманчиво, но лучше говорить не о конкретной стране, а о кино вообще. Я бы может быть предпочел корейское кино или русское. Я не ограничиваю себя. Думаю, неплох был бы какой-нибудь совсем удивительный опыт... Например, сыграть в иранском кино.
— Опять же, судя по последним тенденциям, не исключено, что в США могут захотеть снять англоязычный ремейк фильма. Как бы вы к этому отнеслись? И кто бы мог сыграть ваши роли?
— ТР: Мне кажется ремейка на этот раз не будет, ведь наш фильм — это не только сюжет и кастинг. Взять известных людей с неизвестным режиссером? Такого американская индустрия позволить себе не может. Они возьмут известного актера, от чего фильм просто «не сработает», будет менее убедительным.
— Да, ощущение, явно, будет другое...
— ТР: То есть вопрос, на который старается ответить фильм, совершенно не соответствует американскому обществу и складу ума.
— РК: И потом «Пророк» оригинален по своей форме. Если снять фильм в точности, как Жак Одиар, то будет лишь сухая копия. Иногда в прокате появляются такие французские проекты, которые сделаны по принципу американского киноконвейера и «настроены на успех». И вроде бы всё делается для того, что бы фильм собрал хорошие сборы, но в итоге его ждёт провал. Потому что нужно думать о том, что он в первую очередь французский. Нельзя забывать, что он представляет Францию.