Главная Кино-Интервью Юрий Грымов: «У российского кино нет своего лица»

Юрий Грымов: «У российского кино нет своего лица»

E-mail Печать PDF
На прошедшей не так давно в Санкт-Петербурге выставке «КиноЭкспо» были, помимо прочего, представлены и первые материалы нового фильма Юрия Грымова «На ощупь». Среди них - постер, выполненный с применением 3D-технологий. По своей сути он отдаленно напоминает старые «трехмерные» календарики, которые многие могли видеть в детстве, и такой подход для российской киноиндустрии в новинку. На плакате изображены центральные персонажи фильма, и даже можно «заглянуть» под развевающуюся рубашку главного героя в исполнении Антона Шагина.


Такое любопытное решение при создании промо-материалов и формировании концепции кинотеатральной рекламы связан с тем, что Юрий Грымов планирует довольно необычно и как можно более грамотно подойти к раскрутке своей новой картины. Что, хочется надеяться, поможет реабилитировать его репутацию после неудачи с картиной «Чужие».

В июле этого года КиноПоиск побывал на съемочной площадке «На ощупь», где расспросил режиссёра о его отношении к нынешнему положению дел в киноиндустрии, и как, на его взгляд, скажется текущая экономическая ситуация на развитии кинопроизводства. И вот в связи с премьерой этого постера, мы решили вспомнить ту беседу...

Расскажите для начала, как на вас сказался кризис?


— Да я не чувствую его в прямом смысле слова-то. Потому что, поверьте, все эти разговоры о кризисе сильно преувеличены. Телевизионщики кричат: «Кризис, кризис, спасайся кто может», все о нем говорят. Вот смотрите, вы когда-нибудь держали деньги в акциях? Нет? И так дела обстоят у очень многих людей. Я давно занимаюсь рекламой и знаю, что деньги же можно «нарисовать» на бумажке. Рисуйте на ней какой-нибудь график роста акций, а потом всего делов-то: приехал опять да нарисовал графики падений. И от этого все возбуждаются, а потом стреляются. А потом вот в образовавшуюся паузу появляется тот, кто умеет грамотно рисовать, или, если перевести на русский язык — разводить, и зарабатывает деньги. Поэтому, кризис, на мой взгляд, во многом придуман. Он, конечно, существует для людей, которые называли себя олигархами, бизнес-элитой. И это удар по стране, российские политики и бизнесмены не смогли вовремя остановиться и налетели по полной программе.

А как ситуация обстоит, с вашей точки зрения, в кинематографе?


— В кино такая ситуация существует, но как у любой медали есть две стороны. Одна — плохая: серьезного кино снимать не будут. В принципе, как и не снимали. Будут какие-то совсем маленькие прекрасные случайности, но еще меньше, чем раньше. И вторая сторона — хорошая. Немного все опомнились сейчас наконец-то, потому что было ведь настоящее финансовое безумие. Кино — это же отражение нашей действительности. Привычное оголтелое отношение к деньгам закончилось. Все пришли к какому-то знаменателю в том, что касается гонораров, стоимости разных услуг. До этого все было на грани хаоса. То есть работаешь 15 лет, берешь какую-то технику, каждый раз тебе в итоге предоставляют хорошие скидки, но при этом каждый же раз встречаешь такие трения, что хочется сказать: «Идите вы все!». По той причине, что есть такие страны, политически устроенные, где все проще с этим. Моральная сторона жизни и бизнеса Америки, например, меня не устраивает, но там во многом есть здравый смысл. А у нас он подменяется «оголтелым рынком». Вот как здесь, в Ялте. Любой ценой — бабки.


Проедете по Европе, не увидите ни одной рекламы на пляже. По крайней мере такой наглой и безвкусной. Ни на одном европейском пляже нет столько рекламы! То, что она вас может раздражать, что маленький ребенок может задать вопрос: «А почему это девушка в чулках и с голой грудью на плакате?». Реакции никого особо не волнуют. Поэтому у кризиса две стороны. Хорошая — падение цен. Огромное количество говна тоже исчезнет, потому что его количество уже зашкаливало. И плохая: никто не будет вкладывать большие деньги в кино.

Особенно учитывая то, что почти все последние крупные события российского кино заканчивались очень большими провалами.

— Провал любого фильма, который претендовал на успех — коммерческий или социальный, то есть значимый — это удар по всему цеху. Раньше я слышал такие разговоры, многие бизнесмены прямо говорили: «Сколько тебе надо-то?». Забылись — это плохо. Потому что работать с гибким бюджетом, конечно, удобнее. Но я противник больших бюджетов. То есть, само собой, хочется самому на съемках много зарабатывать, хочется много платить артисту. Но это разврат. Нужно расставить приоритеты. Что ты, собственно, делаешь: тратишь деньги или создаешь что-то. А когда на руках такие большие бабки, с ними мало кто может справиться. Известно, что произошло со многими богатыми людьми, на которых свалились такие деньги. Они же реально расстались с головой. Такие большие деньги в кино — это в каком-то смысле слабость.


— Вообще должна случиться еще одна кризисная ситуация... Чтобы люди, зрители, перестали реагировать на большую, массовую рекламу. То есть это ненормально, когда какие-то люди снимают кино, условно за 2-3 миллиона, а завешивают все города рекламой еще на пять. Знаете, походит на рекламу порошка, который продается тоннами, эшелонами. А это кино, которое идет на 200-300 экранах. Несоизмеримо. Так что я считаю так: реклама должна быть в кинотеатрах. Анонсы, профессиональная пресса и пиар.

А как же телевидение, на которое сейчас делается главная ставка?


— Телевидение — это страшные деньги! И о чем мы тут можем говорить, когда в России каждый канал сам снимает свое кино. В Америке до правления Рейгана был такой закон: компаниям, снимающим кино, было запрещено иметь свои кинотеатры! Мудрейшее решение! Отдельно люди снимали кино и после продавали его в кинотеатры. А потом, видимо, кто-то пролоббировал обратный закон, либо сам Рейган заинтересовался... В общем, его отменили и в Голливуде настал закат. Теперь Warner имеет свои кинотеатры, Gamount тоже. Снял и крути у себя, что и сколько хочешь.

Вот у нас есть антимонопольный комитет, но он не работает толком. В 90-х годах еще да, функционировал. Боялись монополизации той или иной отрасли. Кстати, в рекламе начала 90-х тоже был здравый принцип: не пускали иностранцев, большие сетевые агентства. А потом, где-то в 1995 году, произошел перелом, всех стали интересовать только деньги. Просрали рекламный рынок, который теперь принадлежит сетевому маркетингу. Из-за сетевых агентств не будет лица российской рекламы. Как и лица российского кино не будет. Во всем виновато вот это оголтелое желание быть не хуже — не быть лучше, а именно не хуже — Америки 90-х, возникшее от того, что все воспитаны на этих VHS, и пытаются повторить тот же «Коммандос» опять.



В России нет общего тренда, направления. Для меня российское кино последних лет — вещь в себе, которое вообще не смотрит на то, что происходит в мире. Оно закрыто внутри некого круга сотоварищей, какого-то клана — они и радуются. Никто на это не обращает внимания. Я пытаюсь как-то вырваться, дистанцироваться. Я большой противник российского шоу-бизнеса, потому что знаю его не понаслышке. Он состоит из каких-то скучных людей. Я говорю где-то о 98%, достойного слишком мало. Тоже и в кино. Как только знакомишься с этими людьми, сразу начинаешь по-другому относиться к этой музыке, к этим фильмам. Ну а я хочу быть независимым.


— Мне не нужно лести. В принципе, это самое страшное — что кто-то напишет, мол, Юра Грымов снял гениальное кино. Мне нужна дистанция, поиск ответов на собственные вопросы, поиск своего отношения к кино, какого-то решения. Поэтому я и начал делать тот же «Коллекционер», потом «Казус Кукоцкого» и теперь вот «На ощупь». У меня своя программа. Есть, кстати, в ней новый проект, стоящий на очереди — «Царство мира или ударить женщину» называется... Программу эту я сформировал еще после «Коллекционера», 12 сентября, сразу после теракта. В ней есть три составляющие: увлекать, образовывать и поднимать на более высокий духовный уровень. Это не пафос, это правда. Хотя бы через игру узнать немного больше. Вдруг чуть-чуть приподняться над землей. Чуть-чуть. Вот если идет как надо, то значит, я потерял немного своего здоровья не напрасно.

Как относитесь к новому фестивальному кино? Вот на прошедшем «Кинотавре» 12 фильмов конкурсной программы были сняты в такой экспортной манере — при всей разнице в художественных решениях видно и сильное сходство в подходе.


— На самом деле все гораздо серьезнее и требует анализа. Есть такая прекрасная русская пословица «Знакомство с иностранцем — повышение в чине». Вы когда-нибудь видели, на что похож фестиваль, каннский например, в той его части, где присутствуют русские кинематографисты? Я был один раз, все видел. Это же ненормально. Это не имеет никакого отношения к познанию кино, киноиндустрии. Это как фотография: «Я и пальма, я и пароход». Только единицы где-то там общаются. Вообразите: эмиграция, Брайтон-Бич, иностранцы... Похоже на анекдот. Я никогда не хотел быть частью такого анекдота. Здесь люди заняты собой. Мы выступаем в роли такого папуасского кино. Их реакция: «Ничего себе, они друг друга во время революции чуть друг друга не поубивали, а теперь кино снимают». Поэтому все эти ужасы совка они воспринимают, как норму. Как только вы им этого не даете, то любой отборщик вам отвечает: «У вас хорошее кино. На первый взгляд». Я слышал это, когда во Франции за «Му-Му» получал приз от министерства культуры из рук Клода Лелюша. И там был еще какой-то фестиваль. И я спросил у Клода: «Почему не дарить подобным картинам на фестивале какие-то специальные призы?». А он: «Юрий, это же не русское». Я удивился: «Почему же, это Тургенев!»


— Что такое русское в их понимании? Это отсутствие изображения. Все разговоры про Тарковского в 70-х годах — исключение. Гениальное исключение из правил. А потом такое состояние прошло, и все стали возбуждаться от того, что «не хорошо». Все эти фильмы, присутствующие во всяких «Особых взглядах» — это же, как правило, крушение человеческой морали. Вообще, фестивальная жизнь ужасна. Я был и в числе победителей, и членом жюри. Все. Больше не хочу участвовать. «Кинотавр» вообще не фестиваль! Как это назвать, когда во время фестиваля назначаются тусовки гламурных журналов, как в прошлом году?

— В этом году было, всё же, несколько по-другому.


— Просто не было денег. Скоро они снова появятся и будет то же самое. Людям неинтересно кино вообще. Я, в своей слабости по отношению к кино, хожу на все фильмы. Мне интересно, хочу иметь собственное мнение, а не мнение кинокритиков. Которые, как правило, смотрят только ту горстку кинематографистов, которых знают, выпивают с ними водочку и они им симпатичны.

— Не могу с вами согласиться в каждом пункте...

— Я говорю про большие цифры. Вот когда речь идет об успехе российского кино, то нельзя говорить о маленьких фильмах. Они исключения из правил. Это не обсуждается. Нужно говорить правду о падении российского актерства, об исчезновении понятия «режиссер ответственный». А с другой стороны, перестать разговаривать про это продюсерское кино, которое существует в совершенно убогом виде. Рассказать о провалах ВСЕХ российских картин... Посидеть с калькулятором: успешны две картины за пять лет, и то мы прекрасно понимаем почему. Есть волна - на ней всё выносится, ниже этажом ее кто-то формирует, а сверху кто-то снимает сливки. Это никак не концепция коммерческого успеха.

— Скажите, а так с называемой «новой волной» вы ознакомились: Вырыпаев, Хлебников, Герман-младший и так далее?

— Да, я видел, конечно. Мне трудно обсуждать предметно, оперировать фамилиями - это не очень правильно, на мой взгляд. Но я не чувствую никаких «новых волн», я чувствую очень сильно эксплуатируемую «старую волну». Я понимаю на чем основана эта тенденция. Понимаю, почему она так называется теми людьми, которые сейчас пишут и говорят. Они таким образом возвращаются в детство. Они когда-то все это видели. Но я не чувствую в этом нового, в это не верю. Если это не так, то значит, я ошибаюсь. Тем более «новая волна» не может существовать без зрителей.

— Но аудитория у неё уже есть, по счастью!

— Думаете? Но она же совсем маленькая... Вообще у любого фильма есть своя аудитория. Маленькая уж точно. Поэтому — нет, я в это не верю. Я просто знаю, вижу, как все происходит. Это все очень маленькие вещи. Они не претендуют на то, чтоб быть какой-то тенденцией. Наверное, к сожалению. Но это вина не их, вина рынка, вина прокатчиков, зрителей, коррумпированных средств массовой информации. Вот как-то так...