КиноПоиск встретился в Ренатом Давлетьяровым в сентябре в Астрахани, где проходили съемки «Однажды». У съемочной группы был выходной, а у постановщика — время на общение с журналистами. Давлетьяров рассказал, как оказался в режиссерском кресле «Стальной бабочки», почему нельзя работать в кино с холодным носом и как он собирается этот самый нос утереть Даррену Аронофски. Также он признался, какие фильмы больше никогда не будет снимать.
— У «Стальной бабочки» сложная судьба: менялись режиссеры, потом вы сами заняли режиссерское кресло. Чем эта история вообще вас заинтересовала?
— У меня есть друг и партнер Саша Котелевский. Он принес мне синопсис. Я почитал: сериал про ментов. Говорю, снимать не будем. Обычно разговор на этом заканчивается, но тут он что-то почувствовал. И еще раз завел разговор, но я ответил, что мы это снимать не будем. Хочешь — сам снимай. Потом пришел автор сценария Юрий Коротков и вкратце, то есть за час (быстрее он не умеет разговаривать), рассказал мне историю. Когда мне Юрик рассказал ее, я уже понял и сказал «да». Но сам я, конечно, снимать ничего не собирался.
Еще до появления режиссера мы стали искать главную героиню, потому что поняли, что девочка — это все. Нашли Дашу. Я ее не узнал на пробах, честно говоря. Я не смотрю ситкомы, но что-то ведь мелькает по телевизору постоянно. Пришла девочка в шапочке, в курточке, что-то почитала. Вроде бы понравилась. Потом мне через три месяца кастинг-директора приносят список из десяти финалисток, где ее нет. Я спрашиваю: а где та, в шапочке? Мне говорят, что не надо мне ее смотреть, она ситкомовская. Это правда, я не очень люблю ситкомы. Но тут я же ее не узнал, так что попросил вызвать еще раз. Сделали пробу, показали мне, и я сразу понял, что она будет сниматься.
Мы пригласили молодого и талантливого режиссера. Тому сначала не понравилась Даша. Потом, после того как я ему сказал сделать с ней пробы, вроде он ее кандидатуру принял. Потом он спросил, может ли он что-то изменить в сценарии. И вернулся через 25 дней с полностью переписанным сценарием. Бедному Короткову, когда он прочитал его текст, чуть реанимацию не вызвали. Так появились расследования, доследования. Но я сразу решил: такого не будет. До последнего пытались найти компромисс, но в итоге пришлось сказать, что он уволен. Потому что сценарий для меня важнее режиссера.
"Я не очень люблю ситкомы"
— Тогда вы сели в режиссерское кресло сами?
— Нет, сначала появилось второе молодое дарование, которому все нравилось, дебютант. Были опасения, конечно, насчет него, но мы надеялись, что все получится. На первые съемочные дни я обычно не приезжаю, поэтому я уехал с Говорухиным в Минск изучать проблемы демократии. (Смеется.) Там я получил по почте первый отснятый материал и немедленно поездку прервал, чтобы вернуться в Москву. Приехал, приняли решение, что я побуду на площадке, а потом и что займу режиссерское кресло, иначе просто все будет загублено. Не в первый раз такое у меня на студии случается, и каждый раз это очень выгодно, потому что я снимаю без гонорара. (Смеется.) Вопрос стоял в том, чтобы проект просто не провалился.
Но, честно говоря, когда мы картину сняли, я подумал, что ее не возьмут в прокат. В России не смотрят такое кино, оно сложновато для зрителя. Когда «Любовь-морковь» мы снимали, все было понятно. Здесь картина немного другая. Люди не хотят травмироваться и правильно делают. Им хочется хеппи-энда. Я всегда говорю, что если проследить дальнейшую судьбу героев «Москва слезам не верит», то Гоша мог бы запить и избить героиню Алентовой. Но кино — это некая религия. Оно закончилось — все плачут, все счастливы, и это навсегда.
— 1 ноября выходит еще несколько российских фильмов. Как зрителю выбирать среди такого количества отечественных картин?
— Мы не особенно конкурируем на самом деле. Одно дело, когда снимаешь картину с большим бюджетом, масштабной рекламной кампанией, она должна обязательно окупиться. А наша лента недорогая, она копейки стоит. И я счастлив уже оттого, что мы вообще выходим в прокат. Я думал, она выйдет десятью копиями, очень ограниченно, но компания «Каро» решила выпускать 350 копиями, что для этого фильма много. Кинотеатры берут.
— Критики и зрители после показа на «Кинотавре» упрекали «Стальную бабочку» в жанровой обманке: начинается как детектив, а заканчивается как мелодрама.
— В тот момент, когда мне захочется понравиться российским кинокритикам, я попрошу вызвать скорую помощь и отправить меня в Кащенко. Про «Кинотавр» много чего говорили. Было много слухов, что я там чуть ли не придушил всех, чтобы мою картину взяли фильмом закрытия. Хотя на самом деле ее хотели брать в конкурс, но я решил, что не стоит его туда отправлять. Потом писали, что картина никому не понравилась, все вышли из зала и так далее. Хотя за всю свою работу в кино столько моих друзей и, что важно, совсем не друзей не поздравляли меня с фильмом, а битком забитый зал в напряжении смотрел картину до титров. А потом аплодировал.
"Все кино — обман"
Что касается обманки, то да, конечно, это обманка. Все кино — обман. Есть фон преступления, через который мы заходим в историю. Именно с него начинается история Чумы и Ханина, с того, что существует эта проблема. Ведь криминальная линия основана на реальных событиях. А как еще можно было свести этих двух героев? Такой сюжет. Начинается и заканчивается экшном, но само кино не про это. Мне совершенно было неинтересно снимать про маньяка и следователя. Мы затягиваем зрителя в историю, а затем события развиваются неожиданно. Кстати, когда на экране в первый раз появляется Чума, зритель видит хроникальный кадр. Там есть сцена, где беспризорники сидят в засаде в парке. Так вот мы их туда посадили, сделали им заменитель пива, сигареты и просто снимали, как мимо проходят обычные сытые горожане. Мы стояли с камерой час, и никто из прохожих даже не подошел, не возмутился тем, что маленькие дети сидят с пивом и сигаретами. Вообще никто не прореагировал. Мне кажется, на экране видно, что это хроника. И зритель уже съеживается, ожидая, что сейчас его затянут в нудную бытовую историю, а она поворачивается другой стороной.
— Дарью Мельникову вы сняли в роли Чумы и теперь снимаете в своем новом фильме «Однажды». Как с ней сложилось такое продолжительное сотрудничество?
— Я увидел в ней нереальные актерские способности. У нее есть счастливое свойство: ее обожает камера. Когда она в кадре, что-то происходит. Что-то меняется. Это очень редкое свойство, ему нельзя научиться в театральном училище, с ним надо родиться. Когда я уже смонтировал «Бабочку», я сказал ей: готовься, будешь в следующем году сниматься. Кроме того, я ее снял в эпизодической роли в «Невидимках». Честно говоря, мы придумали еще одну картину с Дашей. Она ведь с детства занималась танцами и балетом. Мы сейчас с тем же Юрием Коротковым работаем над сценарием о балете.
— То есть Даша будет играть балерину?
— Да, она должна будет с весны перестать жрать.
— Тяжелое испытание!
— Но она очень хочет. Попробуем утереть нос Аронофски с его «Черным лебедем»! Для читателей без чувства юмора напишите, что это шутка, а то ведь не поймут. (Смеется.) Классный мужик — Аронофски!
"С актерами я часто работаю не один раз"
— У вас уже сложилась определенная команда, с которой вы работаете не над первым проектом: сценарист Юрий Коротков, оператор Семен Яковлев, художник по костюмам Александр Осипов. Как образовался такой постоянный коллектив?
— Вообще говоря, ходит слух, что со мной работать невозможно. До меня такие слухи доходили. Что я тиран, сатрап и так далее. Но я оглянулся назад и понимаю, что у меня есть компания с 1997 года. За 15 лет, по сути, уволился один человек. А что касается съемочной группы, то со вторым режиссером я работаю уже пятую картину, с оператором — вторую, с рабочими, механиками, осветителями — уже седьмую или восьмую. Ротации практически нет. Я ничего специально для этого не делаю. Просто человеку интересно или нет. В кино нельзя работать с холодным носом. И это заметно на съемочной площадке: когда появляется кадр на мониторе, воцаряется такая гробовая тишина, и ты понимаешь, что благодаря вот этим семидесяти «несчастным и эксплуатируемым» мною людям все и получается. С актерами я часто работаю не один раз. Сейчас у меня в «Однажды» снимается Андрей Мерзликин, с которым мы сработались на площадке другого фильма — ленты «Невидимки». Она сейчас в монтаже находится. Я в первый раз тогда с ним работал и так влюбился в Андрюху, что позвал его сниматься снова. Роль маленькая, но он с радостью отозвался.
— Сейчас у вас на площадке фильма «Однажды» много подростков, фактически дебютантов в кино. С ними сложнее или проще работать, чем с опытными артистами?
— В чем-то сложнее, в чем-то проще. Сложнее их отобрать. Мы подсчитали, что, дабы отобрать главного героя, мы отсмотрели 1500 человек. Поиск начался осенью, пацаны отбирались очень сложно. С Дашей-то было все понятно. Мы отсмотрели все театральные вузы, причем не только в Москве, но и в Питере, и в Ярославле, и в Нижнем Новгороде. За месяц до начала съемок героя не было. У меня была уже депрессия: если не найдем, придется снимать того, кто не нравится.
Юрия Дейнекина, который играет сейчас у нас главную роль, ассистент по актерам Катя нашла вообще где-то на страницах «Вконтакте». Просто по лицу. Он учится в технологическом вузе, но в школе занимался в каком-то театральном кружке. Мне этого не сказали, и я думал, что он студент театрального. Вроде смотрим его с оператором: ничего такой. Начали с ним работать, а он какой-то растерянный. Ну я и начал на него орать: кто, мол, у тебя мастер? Он совсем потерялся. Какой мастер? Тогда я посмотрел на кастинг-директора: она кивает, мол, не из театрального.
"Мы весь фильм прорепетировали в Москве"
— Как вы готовили его к роли?
— Мы весь фильм прорепетировали в Москве, все сцены. Плюс я ему нанял серьезного педагога, который занимался с ним три недели каждый день. Я уже было думал, что все, провал, приедем на съемки и встанем, все пропало. Но Юра оказался каким-то феноменальным человеком, который способен учиться и двигаться вперед огромными рывками. Честно говоря, сейчас я почти с ним не работаю. Он помнит все, что нужно делать. А остальных набрали по театральным вузам, школам, театрам.
Я вообще столкнулся с такой ситуацией, что театральные педагоги ставят перед студентом ультиматум. Ты должен решить: кино или театр? Я считаю, ставить перед таким выбором — это свинство. Ведь те же педагоги понимают, что человек, снимающийся в кино в главных ролях, находит работу в том же театре гораздо быстрее, чем другие. У меня есть своя на этот счет версия: раньше даже великие театральные артисты не так много снимались в кино, а зарплаты у них были огромные, им было плевать на кино. Вот они и придумали такую легенду, которую втюхивают студентам: театр — это особое искусство, которое нельзя совмещать с кино.
Это ерунда полная. Самый популярный театр «Ленком» — там сплошь киноартисты. И в театр не попасть. От того, что студент не будет участвовать в трех репетициях спектакля про Колобка, что-то изменится? Вспомните Михалкова, которого на втором курсе «Щуки» позвали сниматься в «Я шагаю по Москве». Ему сказали: «Нет. Или съемки, или учеба». И выгнали его. И где теперь те прилежные ученики, которые играли Колобка в то время, пока Михалков снимался в бессмертном фильме Данелии?
— Так получилось, что вы вдруг стали снимать именно как режиссер сразу несколько фильмов подряд. Не слишком большая нагрузка?
— Я за один календарный год снял три с половиной картины как режиссер. В прошлом году я снимал «Стальную бабочку», одновременно озвучивал и монтировал «Мою безумную семью», потом я работал очень рядом с режиссурой над картиной «Невидимки» и еще снял «Американку». Вообще не понимаю, как я все успел. Нормально вообще-то снимать одну картину раз в два года. Но так уж вышло. Посмотрим, что получится.
"Вообще не понимаю, как я все успел"
— У вас к себе как к режиссеру есть претензии как у продюсера? И собираетесь ли вы продолжать работать режиссером?
— Претензии всегда есть. И чувство досады по поводу того, что бы я не снял. Большинство режиссеров не любят пересматривать свои фильмы. И потом картины надоедают во время постпродакшна, когда ты смотришь ленту бесконечное число раз. Под конец тебя уже тошнит от нее. Каждый раз, когда я снимаю картину как режиссер, я себе говорю, что это случайно, что я больше снимать не буду. Только с «Однажды» не произошло случайно.
Кино — это на 90 % производство и на 10 % творчество. У меня есть, кстати, одна теория. Любой кадр всегда снимается тяжело. У меня почему-то никогда не было такого, что просто поставил камеру и снял. Моя теория вот в чем: есть мироздание, сотворил Бог мир. И, когда ты снимаешь фильм, ты пытаешься тоже создать свой мир. Нет этих домов, этой одежды, этих ситуаций, этой судьбы, этой погоды, в конце концов. Тебе нужен дождь — ты его делаешь. И, когда ты свой мир начинаешь втюхивать в мир реальный, реальность, естественно, сопротивляется. Поэтому каждый кадр дается тяжело.
Вообще же хочется уже побыть продюсером и сидеть в кабинете, только периодически звонить режиссеру и строго спрашивать, как у него дела. Но зарекаться не буду. Одно знаю точно: как режиссер комедии больше снимать не буду. Это нереально сложно.