Чуть раньше поклонники интеллектуального кино оценили работу Козловского в футуристической «Мишени» Александра Зельдовича по сценарию Владимира Сорокина. А в середине осени должен выйти «ДухLess» по одноименному роману Сергея Минаева — там Данила сыграл молодого банкира Макса, пресыщенную жертву столичного гламура.
Сейчас же в широком прокате идет киноверсия «Шпионского романа» Бориса Акунина с Козловским в роли Егора Дорина. Главный герой «Шпиона» — выпускник разведшколы, летчик, боксер и первенец новой эры. Вместе со старшим майором Октябрьским (Федор Бондарчук) он противостоит немецкой разведке и пытается сорвать ее хитроумные планы накануне Великой Отечественной войны. Режиссер-дебютант Алексей Андрианов следует в «Шпионе» не букве акунинской прозы, а ее духу, сочиняя комикс о схватке своих с врагами в утопической Москве из золотого тоталитарного сна.
О том, как снимали боксерские поединки в «Шпионе», что за человек Егор Дорин, как театр помогает артисту в кино, и наоборот, а также о многом другом мы поговорили с актером Данилой Козловским в Санкт-Петербурге, где он живет и играет в Малом драматическом театре под началом своего учителя Льва Додина. Интервью получилось позднее. На встречу Данила пришел прямо с репетиции нового спектакля по пьесе Шиллера «Коварство и любовь».
— Данила, когда вы впервые узнали о «Шпионском романе»?
— Сразу после премьеры «Мы из будущего». Сергей Леонидович Шумаков, продюсер этого фильма, сказал, что канал «Россия» хочет экранизировать этот роман Акунина, и предложил мне его прочитать, имея в виду роль Дорина. Я проглотил книжку за два вечера. Сразу скажу, что кино, которое я прокручивал в голове, читая «Шпионский роман», сильно отличалось от того, что в результате у нас получилось. Конечно же, мне захотелось это сыграть, но начался кризис, фильм законсервировали на годы, потом решили возобновить работу, позвали нового режиссера Алексея Андрианова, и вышло так, что на роль Дорина меня утвердили буквально за несколько дней до начала съемок.
— Вы же очень заняты здесь, в Петербурге, в театре. Сумели так быстро сорваться?
— Я не нарушил своих обязательств перед театром, а главное, Лев Абрамович (Лев Додин, художественный руководитель Малого драматического театра — Прим. КиноПоиска) пошел мне навстречу, за что я ему очень благодарен. Наверное, я нашел какие-то правильные слова, чтобы его убедить, потому что, повторю, очень хотел эту роль. А получил я ее действительно перед самыми съемками. И сорвался не из Петербурга, а из Ханты-Мансийска. Был там на кинофестивале «Дух огня», представлял «Весельчаков» и помню, как утром меня разбудил телефонный звонок с канала «Россия». На следующий день я вылетел в Москву, и там мы с режиссером стали в срочном порядке готовиться к зимним сценам, которые совсем скоро предстояло снять. Все наши главные разговоры с Лешей по существу роли были уже потом, в процессе.
"Я проглотил «Шпионский роман» за два вечера"
— Чем вам так понравился роман Акунина? Что так сильно разожгло ваш актерский аппетит?
— Это классная беллетристика, там все увлекательно: сюжет, атмосфера, взаимоотношения людей, их речь. Помните, как майор Октябрьский жонглирует присказками? Ну и сам Дорин меня заинтересовал. Его верой в светлое будущее страны и свои силы, его влюбленностью в Надю, его природным прямодушием и непростым взрослением.
— Вы сказали, что ваши представления о будущем фильме отличались от результата. В чем отличие?
— Поначалу я воспринял «Шпионский роман» как исторический детектив, решил, что и фильм будет в том же духе, но режиссер Андрианов с продюсером Шумаковым выбрали совсем другой, очень интересный ход. Они поместили невероятные события, хотя и с виду правдоподобные, в нереальную идеальную Москву. Она будто сошла с радостных живописных полотен соцреалистов. Там устремленные вдаль проспекты с рядами высоток, гигантский Ленин на вершине Дворца Советов, дирижабли в ночном небе, марширующие пионеры, дружба советских народов у фонтана Дружбы народов на ВДНХ.
— А каким в этом нереальном пейзаже стал Дорин? Он похож на героя Акунина или изменился?
— Легче всего сказать, что он стал таким, каким его увидел режиссер Андрианов, сыграл я и снял оператор Денис Аларкон. Но в основе, конечно, акунинский Дорин. Развитие, внутреннее изменение, взросление героя заложены в романе. Между Дориным, впервые повстречавшим после боксерской схватки Октябрьского, и много чего повидавшим Дориным в финале довольно большая разница, и надеюсь, что она будет заметна.
— Дорин — идеалист. Насколько такой тип близок сегодняшним молодым людям?
— Я за всех молодых людей, наверное, не смогу ответить, а про Дорина скажу так: да, он идеалист, но при этом он живой, нормальный пацан, и ему, как и всем, свойственно увлекаться, разочаровываться, ошибаться. Нам совсем не хотелось сочинять персонажей в жанре «мы из 1941-го». Делать их нарочито современными, пересыпать их речь нынешними словечками мы тоже не собирались, но в проявлениях своих чувств они должны быть понятны тем, кто в зале.
— Кстати, я, читая роман, представляла Октябрьского именно Федором Бондарчуком. Старший майор из книги буквально говорил его голосом. А вот с Дориным такого не было.
— Октябрьский здорово написан, он очень яркий, и Федор Сергеевич, прямо скажем, тоже не тусклый. (Смеется.) Да еще они оба лысые, так что неудивительно, что они у вас сразу совпали. Октябрьский прошел через страшные испытания, у него острый ум, мощная харизма и стопроцентное мужское обаяние. Ему ничего не стоит с ходу влюбить в себя первую красавицу советского экрана.
"Дорин идеалист, но при этом он живой, нормальный пацан"
А рядом с ним Дорин — прямой, довольно ограниченный, но это не значит, что безмозглый, просто он так сформирован. Естественно, на ярком фоне Октябрьского он поначалу выглядит бледновато. Но важные превращения, которые с Дориным происходят, должны сделать его для зрителей не менее живым и интересным, чем великолепный Октябрьский. Такая стояла задача. Я ее решал не в одиночку. Фильм снимала отличная команда: талантливый молодой режиссер Андрианов, тонкий оператор Аларкон, очень опытный и интересный художник Виктор Петров и настоящий продюсер-соавтор Шумаков. Дрим-тим такая.— Андрианов снимал «Шпиона» в жанре комикса. Как это на актерах отразилось?
— В том пространстве, которое создали режиссер, художник и оператор, всерьез играть психологическую драму было бы самоубийством. Нужно было найти верный тон, чтобы не выпасть из жанра, но в то же время и до вульгарного наигрыша не унизиться. Это не так-то просто исполнить, а еще сложнее объяснить. Лучше увидеть и понять, получилось у нас или нет.
— Перед тем как выйти в кадре на ринг и там уверенно победить, вы занимались боксом? Или это кинематографический обман?
— Занимался. У меня был тренер, и в команду каскадеров, отвечавших на «Шпионе» за трюки, входили боксеры-профи. На самом деле времени было в обрез, тренироваться приходилось по вечерам. Я бежал после спектакля в зал и приводил тело в порядок. К счастью, бокса в «Шпионе» всего лишь одна-две минуты, так что фундаментальная подготовка не потребовалась. Хватило моих умений, помощи каскадеров и искусства монтажа.
Кстати, к вопросу о комиксе. Эпизод с боксом — хороший пример. Если бы я боксировал в технике 1940-х годов, то выпал бы из стилистики фильма. Поэтому мы с режиссером уцепились за слова Акунина о том, что Дорин дрался не как все, что у него была своя манера боксировать, и решили: пусть он будет такой Рой Джонс. Это знаменитый боксер 1990-х. Он на ринге вел себя черт знает как, хулиганил и дразнил соперника: то резко опускал руки, то даже убирал их за спину, защищаясь от ударов одним корпусом, то вдруг начинал бегать по рингу и чуть ли не танцевать. В общем, всячески сбивал противника с толкy, а потом молниеносным ударом правой отправлял в нокаут. Поэтому Дорин, к ужасу тренеров, творит на ринге черт знает что, и только майор Октябрьский понимает: ого, стоящий парень, можно вербовать.
"Я бежал после спектакля в зал и приводил тело в порядок"
— В этом году выходит не только «Шпион», но еще и «Духless». Что там за герой? Своего рода герой нашего времени?
— Макс живет совершенно незнакомой большинству наших людей жизнью. Он топ-менеджер западного банка, его офис расположен на 45-м этаже одного из небоскребов Москва-Сити. Переговоры, сделки, ночной отрыв в самых дорогих клубах — это мало кому доступно, мало к кому имеет отношение, но все это антураж. А по сути, случившееся с ним касается любого. «Духless» — история о том, что в силу не только способностей, но и обстоятельств можно получить от жизни вроде бы многое и не стать от этого счастливым. О том, как выматывает и опустошает подменная жизнь, о том, как легко все потерять, и о том, что даже в тяжелой потере таится надежда. Что касается титула «герой нашего времени», то он не для Макса. Вот Ходорковский — это да, герой нашего времени. Как к нему ни относись.
— Зимой закончились съемки «Легенды № 17» о Валерии Харламове, сейчас снимают последние кадры «Дубровского». Обе главные роли ваши. Расскажете об этих фильмах.
— От подробностей воздержусь, извините. У продюсеров свои планы, виды и представления о том, когда и как оповещать зрителей и подогревать ожидания. Скажу только, что это совершенно разные фильмы, их делали непохожие, но очень интересные режиссеры, а мои герои говорят сами за себя. Первый — величайший спортсмен, легенда мирового хоккея, второй — пушкинский благородный разбойник в современных обстоятельствах.
— Наверняка вас спрашивают, как вам удается совмещать работу в театре с постоянными съемками. Мне интересно другое: помогает ли театральный опыт в кино?
— Любой профессиональный опыт обогащает актера, помогает развиваться. Поэтому я уверен, что театральный опыт полезен для работы в кино, и наоборот. Мне полезен. Это не прямая помощь. Актер в театре и в кино существует по-разному, пользуется разными средствами. Это именно помощь через обогащение. Я не смогу ответить вам на вопрос, чем конкретно съемки в «Харламове» помогли мне репетировать спектакль по Шиллеру и чем Шиллер помог «Дубровскому», но я точно знаю, что одно не прошло без следа для другого. Я знаю, что как актер не смог бы жить без кино, но и без театра я не смогу, потому что очень сильно его люблю. Очень сильно люблю свой театр — это важное уточнение. Подсел на два наркотика — театр и кино — и не собираюсь соскакивать.
— Вы уточнили: люблю свой театр. А если поступит предложение от другого?
— Я не стану отметать его с порога, и если это настоящее и серьезное предложение, а не дурацкая коммерческая затея в расчете на две недели репетиций и пять лет чеса по городам, то я так же серьезно к нему отнесусь. Почему нет? Например, с огромной радостью попробовал бы себя в мюзикле.
— А «новая драма», что-то по современной литературе?
— Я плохо знаком с «новой драмой», но подозреваю, что там, как везде, есть пьесы талантливые и не очень. Так что надо в каждом конкретном случае разбираться. Современная литература — тоже слишком уж общее понятие. Вот есть, скажем, Захар Прилепин. Он глубокий писатель. Сейчас читаю его роман «Санькя», очень интересно. Если вы Прилепина имеете в виду, то одно дело, а если Иванова или Сидорова — другое. Прилепин за всю современную литературу не отвечает и ее качество не гарантирует.
— Возможно, банальный вопрос, но интересно узнать, вы фильмы со своим участием пересматриваете?
— Собственно, занимаюсь этим каждый свободный вечер часов по семь в среднем. Бывает, что даже до глубокой ночи, а иногда так засмотришься, что не замечаешь, как утро наступило. (Смеется.) Вы всерьез спросили? Зачем пересматривать? Чтобы настроение себе портить? Это ведь ничем другим обычно не заканчивается. Я не могу, у меня нервы слабые. Вообще мне сложно представить артиста, который сидит перед телевизором и умиляется: ах, какой же я все-таки талант и умница, как сыграл! Конечно, есть эпизоды, которые сделаны нормально, но большинство хочется немедленно переснять, все сыграть заново. Тут же, не сходя с места.