Главная Театр Хаос m.d.

Хаос m.d.

E-mail Печать PDF

Один из самых известных деконструктивистских балетов — «Herman Shmerman» Уильяма Форсайта — переносит в Большой Ноа Гелбер.

Вы — свидетель и участник рождения балетов живого классика. Как он сочиняет?

У каждого балета своя история. Есть спектакли, где прописан каждый шаг, в других — большая часть хореографии поставлена, но некоторые переходы от позиции к позиции открыты, и есть где проявить себя. Есть и балеты, полностью построенные на импровизации, но непременно с жесткой структурой. В последнее время импровизации уделяется больше места. Но в хореографии Форсайта импровизация построена на сотнях систем: это хаос, но хаос управляемый. Если, к примеру, Форсайт увидит артиста, который делает движение не так, как он попросил, и этот "сдвиг" ему понравится, то он закрепит это место. Но если другой танцовщик задумает повторить предыдущего, то хореограф не одобрит этого, так как только первым танцовщиком двигало естественное желание души и тела. Вот что такое импровизация по-форсайтовски.

Вы согласитесь с высказыванием Сильви Гиллем, что "Форсайт — это тяжелый Баланчин"?

Да, можно сказать и так. Я, кстати, видел, как работает Сильви, во время ее приезда во Франкфурт, она готовила па-де-де из "Herman Shmerman". Уже на третий день репетиций она полностью была погружена в материал, и было видно, что она понимает эту хореографию.

Чтобы чувствовать себя свободно в наэлектризованных форсайтовских головоломках, достаточно ли традиционной классической русской школы?

Ваши танцовщики абсолютно подготовлены к хореографии, отличной от той, какую они танцевали прежде. Проблема в другом: они хотят получить подтверждение в правильности выполняемого па, словно ждут одобрения, а я повторял и повторяю, что хочу, чтобы они оставались самими собой — индивидуальностями. Чтобы в итоге они танцевали так, как они этого хотят. Чтобы поверили в себя и доверяли своей интуиции. И еще очень важно, чтобы рядом был человек, который разрешал бы им исследовать себя, иначе классический балет превратится в искусство запретов.

Herman Shmerman, Большой театр