Оперная дива и общительная девушка Анна Нетребко, любящая называть вещи своими именами, споет в Консерватории кантату «Stabat Mater» Перголези.
Мы позвонили ей в Майами и поговорили о разных сторонах мировой славы.
Анну Нетребко называют первой среди оперных див современности, и оснований сомневаться в этом нет — ее наперебой приглашают крупнейшие театры и фестивали, билеты на ее концерты раскупаются в считаные часы, на нее дождем сыплются премии и эксклюзивные контракты. В одном из редких ее московских выступлений она споет кантату гениального Джованни Баттиста Перголези "Stabat Mater" — описание переживаний скорбящей Богородицы во время распятия Христа.
Аня, в списке городов, в которых должна была звучать "Stabat Mater", Москва стояла последним номером, а стала первым, потому как ты отменила все предыдущие концерты. Почему так получилось?
(После некоторой паузы.) Что, что? Ни-че-го не поняла!
Ты зачем все поотменяла? Был дикий скандал, в прессе тебя клеймили…
(Очень эмоционально.) Да заболела я! Никаких больше комментариев. Те, кто весь этот скандал устроил, совсем охрене… в общем, не хочу об этом даже говорить. Если певец больной — ему надо сидеть дома, а не петь простуженным, тем более в Зальцбурге.
Когда ты отменяешь концерт или спектакль — есть страх? Ведь в твоем случае последствий не оберешься…
Я отменяю выступления крайне редко и всегда осознаю последствия. Люди готовятся, ждут, продают билеты, впрочем, к отменам организаторы тоже должны быть готовы, и как они выкручиваются из ситуации — это их проблемы. Повторюсь, певец не должен петь больным.
Как персоне публичной, тебе часто приходится бывать на светских приемах. Меня всегда занимало, о чем можно говорить с совершенно незнакомыми людьми, которые тебе не интересны.
Я могу, в принципе, поддержать разговор ни о чем, когда тем для бесед нет. Но это — только если есть настроение. Если его нет, а идти на прием все-таки надо, выручает бокал шампанского. Выпьешь — становится как-то легче. Тем более что на трезвую голову воспринимать то, что тебе иногда говорят, нельзя. Например, кто-то начинает перечислять, где видел меня за последние десять лет. Как ты понимаешь, мне это — ну о-очень интересно. Я в это время думаю, как бы мне поскорее поесть — после выступления я всегда голодная ужасно. Или подходит, например, какая-то дама и заявляет: "А вы мне нравились больше с длинными волосами!" Еще было прекрасно, когда мне кто-то заявил: "А вот это платье, в котором вы сегодня пели в театре, вас полнит". Приходится делать умное лицо и говорить: "Вы знаете, а это ведь платье по моде XIX века, с кринолином, оно любого полнит". В общем — ужас.
В Мюнхене и Вене, где ты особенно популярна, тебя могут легко узнать на улице. Это приятно или раздражает?
В основном приятно, там люди очень тактичные. Правда, не люблю, когда сижу в ресторане с компанией друзей — и появляется кто-то, кому необходим автограф именно сейчас. Это раздражает.
Так ведь можно послать, как примадонна…
Я никогда не веду себя как примадонна. Стараюсь быть приветливой, даже когда нет настроения. В конце концов я не настолько известна, я ведь не поп-звезда. У меня есть своя частная жизнь, я легко могу скрыться от всех, папарацци не одолевают.
А когда видишь вокруг дежурные натянутые улыбки и чувствуешь фальшь?
Это тяжело. Таких неискренних людей очень много по всему свету. У меня есть маска, такой защитный шлем. Я тоже навешиваю на себя улыбку и веду себя мило, но очень официально, никого не подпуская к себе. Меня часто шокирует беспардонность людей, которые меня не знают. Откуда-то достают мой домашний питерский телефон, и моя подруга Катя, с которой мы живем, от них обороняется, когда меня нет. Говорят такое, что пересказать неприлично. Вот недавно звонил Совет матерей России, говорили: "Вам уже 36, вы что, о ребенке совсем не думаете?!!" (Смеется.)
В какой из трех квартир тебе уютней — в Питере, Вене или Нью-Йорке?
Везде хорошо. Как только приезжаю в одно место, сразу начинаю скучать по двум другим. Питер, конечно, мой главный дом. В Вене я всего год, мне интересно в этом городе, хотя там я еще не обжилась. В Нью-Йорке… я всегда мечтала жить в Нью-Йорке, там весело, друзья…
Кстати, у тебя друзья из оперной среды или нет?
Из профессиональной сферы друзья есть, не знаю, насколько их можно называть близкими, но они присутствуют. Вот сейчас выдалась свободная неделя, и я им скомандовала: "Все едем в Майами, без разговоров".
Можешь себя представить через десять лет — какой ты будешь?
(Пауза, потом заливистый смех.) Я стану старой, страшной, перекрашусь в блондинку, буду дымить кубинской сигарой и давать тебе интервью скрипучим шепелявым голосом, потому как зубы все выпадут. (Снова смеется.)
Нет, давай уж вернемся в сегодняшний день. В Москве на твой концерт "со свистом" улетают билеты по 700—800 долларов. Ты бы на себя по такой цене купила билет?
Да ладно, неужели такие дорогие?!! На самом деле мне грустно, что цены такие большие. На моем гонораре это никак не отражается — он не увеличивается и не уменьшается. А насчет того, купила бы билет или нет, — думаю, нет. На "Stabat Mater"? Так дорого? Зачем надо? (Смеется.)