Тиль Швайгер, пожалуй, самый известный за пределами Германии немецкий актер. И особо любимый в России — за простые и понятные на любом языке романтические комедии, хитрый прищур и охотное общение с поклонниками. В конце августа Швайгер приехал в Москву и пообщался с журналистами, рассказав о работе над фильмом, дочери Эмме и собственных творческих кризисах.
— А вы сами-то соблазнитель?
— Нет, я, скорее, соблазняемый. И вряд ли могу дать какие-то советы по соблазнению. Да ведь и фильм не про соблазнителя! Самый главный секрет: если хочешь кому-то понравиться, не притворяйся кем-то, кем ты не являешься. Надо вести себя естественно. Мы все, знакомясь с новым человеком, стараемся показать себя с лучшей стороны. Но правда все равно выходит наружу. Мне лично самой соблазнительной чертой кажется чувство юмора. Этому нельзя научиться.
— Вы, наверное, знаете, что в российском прокате фильм называется «Соблазнитель», и предыдущие два фильма с вашим участием наши прокатчики назвали «Красавчик», хотя немецкие названия совсем другие*. Как вы к этому относитесь?
— О том, что в русском прокате фильм называется «Соблазнитель», я узнал пару недель назад, когда мы устраивали показ дублированной версии в Берлине для труппы Большого театра. Я сказал: «„Соблазнитель“? Вы уверены? Ну, не знаю». Но на самом деле я могу их понять, ведь оригинальный вариант названия непонятен даже в Германии. Да и прокатчикам лучше знать: они работают на этом рынке и знают о нем больше. Мне остается только надеяться, что они правы.
(* Прим. ред.: В оригинале «Соблазнитель» называется Kokowääh — это немецкая транслитерация французского выражения «coq au vin», то есть «петух в красном вине», а немецкое название фильма «Красавчик» — Keinohrhasen — переводится как «Безухий заяц».)
"Сценарий „Соблазнителя“ мы писали в турецком отеле"
— Расскажите, как происходила работа над сценарием? Известно, что Тарантино написал сценарий «Криминального чтива» в кофешопе. А вы где писали?
— Ну, точно не в кофешопе в Амстердаме. (Смеется.) Я вообще люблю работать в команде, писать с кем-то, и чаще всего мы пишем на выезде. Вообще идею истории подал не я, а Бела Яржик. Сценарий «Соблазнителя» мы писали в одном отеле в Турции. Необходимо уехать от суеты и дел, закрыться в комнате и просто писать. А «Красавчика» мы писали тоже в отеле, в Лос-Анджелесе. Ну и что-то мы пишем по отдельности, дома, а потом просто пересылаем друг другу, после встречаемся и обсуждаем. А Амстердам я люблю, это красивый город, но я не любитель кофешопов. Там же даже курить не надо, достаточно просто посидеть, как тебя от дыма вокруг уже уносит. Я, скорее, могу пропустить стаканчик в баре, иногда даже до утра там пробыть, но чаще всего такое со мной случается почему-то в России.
— В фильме у персонажа Генри творческий кризис. Вы говорите, что пишете героев во многом с себя. Значит ли это, что вы проходили схожий период кризиса?
— Нет, я, пожалуй, никогда не испытывал настоящего творческого кризиса, когда мне бы казалось, что мои творческие силы иссякли и не осталось идей. Мне такое незнакомо. Но что со мной бывает, так это трудности с написанием сценария, когда я, например, не могу придумать его продолжение. Или я знаю, как начать и как закончить, но не знаю, как свести одно с другим. Приходилось даже останавливать работу над уже объявленными сценариями, потому что ничего не оставалось, кроме как сказать: стоп, я не знаю, как это закончить.
— А насколько много в фильме ситуаций, которые происходили с вами в реальности?
— Почти 100 %, ведь моя собственная жизнь и является для меня источником вдохновения при написании сценария. Конечно, что-то придумываешь. Ну, конечно, моя дочь никогда не поджигала кухню — это воображение. Но большинство диалогов и фраз так или иначе перекликается с реальными ситуациями.
— Ваш герой Генри постоянно скрывает правду от подружек и из-за этого клубка лжи попадает во все более сложные ситуации. Если вы пишете героев с себя, то есть ли у вас это свойство?
"Я никогда бы не стал притворяться кем-то другим в реальной жизни"
— Нет, это абсолютно выдуманный персонаж. Своих героев я пишу с себя, но всегда есть баланс схожих черт и тех, что мне не свойственны. О себе я могу сказать, что я очень честный человек. Я никогда бы не стал притворяться кем-то другим в реальной жизни. Но мой герой Генри говорит своей дочери Магде в фильме: иногда правильно не говорить правду, если ты не хочешь сделать кому-то больно. У нас в немецком даже есть специальное слово — «notlügner», оно обозначает человека, который вынужден соврать, чтобы не обидеть кого-то. Классический пример: «Как тебе мое новое платье?» Даже если платье — полное дерьмо, ты же не скажешь этого, чтобы не обидеть свою подругу. Вот и мой герой такой.
— До сих пор ходят слухи, что Федор Бондарчук снимает вас в новом фильме «Сталинград»…
— Нет, я не согласился. Меня действительно звали в этот фильм. Вообще мне нравятся фильмы Федора Бондарчука, я считаю его талантливым кинорежиссером, и мне он симпатичен просто как человек. Но мне предложили роль нациста, который насилует женщину, и я просто не хочу это играть.
— А с кем из российских режиссеров или актеров вы в принципе хотели бы поработать?
— Я, к сожалению, не знаю имен, но смотрел некоторые российские фильмы. Того же Бондарчука, «Девятую роту». Или «Ночной дозор», например. Думаю, я бы мог сняться в подобном фильме. Когда я смотрю какой-то фильм, я никогда не думаю: «О, здесь я бы сыграл лучше», — но в каком-то новом интересном схожем проекте я бы не отказался сняться.
— Как вашей дочери Эмме понравились съемки?
— Она воспринимает это скорее как приключение, игру, чем как процесс производства конечного продукта — фильма. Ей нравилось иметь собственную гримерку, играть там в компьютерные игры, быть среди людей и в центре внимания на съемочной площадке — все это для нее гораздо важнее, чем выход фильма в кинотеатрах. А когда мы пошли с ней в кинозал на один из первых показов тайком, чтобы посмотреть реакцию зрителей, она через десять минут потеряла интерес и стала что-то мне говорить на ухо. Я начал ей говорить: «Тихо, Эмма, никто не должен нас заметить, смотри фильм». А она заскулила: «Ну я же столько раз видела его в монтажной!» Пришлось ее уговаривать смотреть. Но сам фильм в итоге ей очень понравился.
"Мне предложили роль нациста, который насилует женщину, но я просто не хочу это играть"
— Она удивительно артистична во всех сценах. Насколько она актерствует в жизни?
— Думаю, она актерствует не больше, чем любой другой ребенок. Что меня поразило, так это то, что в таком юном возрасте она понимала каждую сцену, настроение каждой сцены, не нужно было ничего объяснять. Она сама понимала, когда нужно быть грустной, когда — сердитой, когда — равнодушной. Конечно, когда в сцене с пожаром на кухне я сказал ей положить полотенце рядом с плитой, чтобы огонь перекинулся через него на занавеску, она мне сказала: «Папа, я бы так никогда не сделала! Ведь огонь же попадет на занавеску!» Тогда я ей объяснил, что она-то нет, а ее персонаж так сделал.
— А вы не жалеете, что у нее из-за съемок не будет «обычного» детства?
— Нет, ничуть. Ей очень нравится то, что она делает. Когда мы закончили снимать второго «Красавчика», она меня замучила вопросами: «Когда следующий фильм?» Я отвечал, что сначала мне нужно найти сценарий или написать его, и я не могу ей так сразу сказать, ведь на это могут уйти месяцы. А потом появился Бела с идеей сценария, и я спросил Эмму, уверена ли она, что хочет провести все каникулы на съемочной площадке, и она сказала: «Да, конечно». И этим летом она снималась еще в одном, не моем фильме, совершенно не жалела о пропущенных каникулах. Ей действительно нравится кино.