Кроме того, что Микеле Плачидо — актер мировой величины, он еще сценарист и постановщик. В целом российские зрители мало знакомы с его режиссерским творчеством, но между тем за последние двадцать лет маэстро снял уже девять фильмов и не собирается останавливаться. Следующий — юбилейный, десятый — проект он хочет снимать в России. Вероятно, в ближайшее время мы узнаем кое-какие новости о том, как продвигается проект господина Плачидо, а пока ждем выхода в России фильма «Валланцаска — ангелы зла».
— Микеле, испытывали ли вы какое-либо давление либо со стороны власти, либо со стороны криминала во время подготовки фильма?
— Когда только вышел анонс фильма, сразу стало понятно, что лента для многих не очень удобна. Потому что Валланцаска — это такой персонаж, которого можно назвать последним романтиком, и он не имеет никакого отношения к организованной преступности. Он не мафиози. По сравнению со многими современными преступниками — просто мелочь. У него не было никаких связей ни с властью, ни с крупными криминальными боссами. Он простой человек, который грабил банки. Возможно, с его точки зрения, было бы лучше, чтобы он грабил банки, чем банки грабили бы людей… Но, повторюсь, несмотря ни на что, какого-то особого давления не было.
— А помощь?
— Нет, помощи тоже было немного. Фильм снят только при помощи частных лиц, одно из которых, например, женщина, которая поверила в наш фильм. Можем назвать ее спонсором.
— Как начался этот проект?
— Мне продюсер предложил снять фильм. Сначала я колебался, но потом на горизонте появился актер Ким Росси Стюарт, который заинтересовался этим проектом и тоже попросил меня стать режиссером фильма. Тогда-то я и согласился окончательно. Несмотря на то, что я долго колебался, браться за проект или нет, сейчас думаю, что мне с картиной «Валланцаска — ангелы зла» повезло, потому что не каждому режиссеру дается шанс снять фильм про мало того что реального, так еще и живого преступника.
— Как вы вообще стали режиссером?
— Меня попросили друзья и коллеги. Видимо, им был интересен мой взгляд на определенные вещи. И я бы сказал, что для меня переход от актера к режиссеру был, с одной стороны, весьма естественным, с другой — он для меня оказался крайне важным и значимым, потому что разносторонне обогатил мою жизнь и карьеру. Не стоит забывать, что кино — это все-таки поэзия, поэзия человека. И, если ты не чувствуешь в себе сил реализовывать поэзию на экране, за камеру лучше не браться.
— Намеренно ли вы закладывали в сюжет параллели с современной Италией?
— Прямых параллелей я не закладывал, но на уровне образов или даже метафор, безусловно, определенная связь есть. Недавно, кстати, по всей Италии прокатывалась очередная волна возмущения, что я снял фильм о преступнике. Но никого почему-то не удивляет и не вызывает возмущение тесная связь нынешних властных структур с мафией. Если бы я сделал фильм об этом, ему совершенно точно не дали бы выйти на экраны.
— А вы встречались с настоящими бандитами или мафиози?
— Конечно. Валланцаска — как раз один из ярких примеров настоящего преступника. Кроме того, я встречал замечательных порядочных людей, политиков, например, которых потом обвиняли в разных злодеяниях и арестовывали… Несмотря на то, что человек может быть приятным и улыбаться тебе, никогда не стоит забывать, что, улыбаясь, он может и убить. Важно понять, что находится за маской этого человека, что у него внутри.
Хочу сказать, что актер Ким Росси Стюарт, который играет Валланцаску, изобразил его практически идеально — именно таким, какой он есть в жизни. Как человек Валланцаска очень приятный, симпатичный, очень к себе располагающий и в то же время очень жестокий. В кино мы привыкли видеть, что преступники — внешне сущие уроды, на которых даже смотреть крайне неприятно. Но, оказывается, это не всегда так. В общем, Ренато Валланцаска — пример крайне приятного в общении человека. Несмотря на годы, проведенные в тюрьме, он сохранил свое обаяние, поэтому пришлось постараться, чтобы определенным образом дистанцироваться, чтобы не попасть под его, так сказать, чары.
— Насколько активно сам Валланцаска вас консультировал?
— Мы встречались несколько раз до начала съемок. Но его консультации требовались не так уж и часто, потому что все-таки в нашем распоряжении была его автобиография. Однако консультации все же потребовались. К тому же мне как минимум нужно было с ним встретиться для того, чтобы понять, что он за человек. О своем последнем преступлении, которое он совершил, уже будучи в тюрьме, он рассказал мне лично — в книге про него он не писал.
— Он уже видел фильм?
— Разумеется. Но сразу оговорюсь, что он сам согласился на то, чтобы мы сделали про него фильм, это была его идея, и он дал разрешение. Вероятно, он ощущал потребность в такой своеобразной исповеди. Но, видимо, он не ожидал, что я сделаю такой жесткий фильм. Его жена потом рассказала, что, после того как он его посмотрел, то ни с кем не разговаривал почти сутки и много плакал. Но я надеюсь, что этот фильм был полезен прежде всего для него самого, и факт, что он захотел исповедаться, сам по себе уже весьма позитивен.
— Чем криминальный жанр вас привлекает?
— Ну, я мало привлекательного нахожу в самом жанре. В каком-то смысле это авторский и гражданский долг — рассказывать о зле и преступлениях в частности. К сожалению, зло является неотъемлемой частью нашей жизни, и его куда больше, чем добра. Все великие писатели — от Шекспира до Достоевского — показывали темную часть человека, потому что все время быть счастливыми невозможно — не получается. Откуда в нас зло, почему мы его совершаем — это как раз те вопросы, на которые нам следует искать ответы. Я приверженец идеи, что мы все состоим на 80 % из зла и на 20 % из добра. Иначе не было бы такого количества преступлений и гибели простых людей. При этом если мы по большей части состоим из зла, то это не значит, что мы должны зло творить. Я сам стараюсь жить по христианской морали и не делать никому того, чего не хотел бы, чтобы делали по отношению ко мне.
— Кстати, о зле. Вы как-то говорили, что перед съемками «Валланцаски» перечитывали «Преступление и наказание»…
— Достоевский в «Преступлении и наказании», да и не только в нем, изучает вопрос, почему мы совершаем зло. При этом в его произведениях много христианской морали. Потому что, каким бы ужасным ни было существование человека, у него всегда есть место для надежды. В этом плане в нашем фильме такого рода христианской морали или морализаторства нет, но зато есть исповедь. Несмотря на то, что преступник прямо не просит прощения за свои преступления, но сам факт его исповеди я воспринимаю как своеобразную просьбу о прощении.
— В вашей биографии был забавный факт: оказывается, вы служили в полиции.
— В полицию я попал, потому что мне нужно было служить в армии, и это была так называемая альтернативная служба. Я служил в Риме, мне было 18 лет, и уже тогда я собирался стать актером. Не полицейским.
— Вы планируете какие-нибудь итало-российские проекты?
— Мне бы очень хотелось снять в России фильм об итальянских солдатах, которые во Вторую мировую войну воевали на стороне оккупантов. Многие из них погибли во время отступления от холода и голода, но некоторых из них спасли русские крестьяне. Вот эту в общем-то человеческую историю я и хотел бы здесь у вас снять.