На интервью Аманда оказалась больше похожа на шаловливую девчонку, из которой сложно вытянуть больше двух предложений связной речи. К концу третьего она начинает что-то мурлыкать под нос и тут же, спохватившись, извиняться за «плохое поведение». Миниатюрная и худенькая, она свернулась почти клубочком в кресле, взяла в руки кружку с чем-то горячим, отхлебнула и сообщила, что простыла: «Не бойся, я не заразная уже, просто много соплей. (Рассмеялась) Противно ужасно... Мне помогает горячая вода с имбирем, медом и лимоном. Хочешь попробовать? Сейчас принесут целый кувшин, они его везде за мной таскают сегодня». Действительно, на этих словах в комнату входит кто-то из обслуги отеля с белым кувшином и парой кружек. Мне налили в кружку пахучей, чуть мутноватой горячей воды, я прихлебнула... Хм... Действительно вкусно и как-то освежающе...
Аманда повозилась чуть-чуть, устроилась удобней, обнимая обеими ладонями белую кружку с напитком, и мурлыкнула: «Ну, поехали?!»
Как ты оказалось вовлеченной в этот проект?
—
Мне прислали сценарий и потом я встретилась с Марти Бауэном из Темпл Хилл. Все началось с взаимного увлечения материалом, а потом (глаза стали хитрющими) они решили, что нужно пройти пробы, так как они не были уверены, что я достаточно хороша для роли Саванны. (Смеётся). Шучу, конечно. Я встретилась с Лассе Хальстремом в Стокгольме во время нашего пресс тура к «Мамма MIA!», он сказал мне, что Чаннинг Татум уже дал согласие на работу в картине. Потом, когда я увидела их вместе (хихикает), то подумала, что эти двое просто созданы работать вместе. Какая-то внутренняя связь была между ними. Чэн вполне может быть романтическим героем, знаешь... (Улыбается задумчиво, прихлебывая их кружки)... Он такой... Ладно, что там у тебя дальше?
— Ну а насколько важна, по–твоему, подобная внутренняя связь с партнером во время работы?
— Ты имеешь в виду контакт на «химическом уровне», как вы — журналисты любите говорить?
— (Киваю)
— Знаешь, это зависит от разных причин. Если твой партнер совсем не такой как ты, или слишком серьезный, или, проще говоря, другой - будет довольно трудно найти контакт. Мы с Ченом оказались во многом похожи, у нас даже мнения на разные вещи практически всегда совпадали... Он такой игривый, веселый, улыбчивый, с ним очень легко. Мы с ним не воспринимали все это слишком уж серьезно. Камера ведь работает всего три-четыре минуты в час. Так что нам оставалось заполнять время ожидания чем-то стоящим. Мы о многом переговорили в те часы...
—
А когда Дженна — жена Чена - появлялась на площадке, или твой бойфренд... Вы вчетвером проводили время?
— Нет, совсем нет. Когда Дженна приезжала, я говорила: «ОК, встретимся на работе.» Понимаешь, при нашей кочевой жизни мы не так уж часто имеем возможность быть с близкими людьми. Поэтому, когда кто-то из них появлялся, мы старались провести как можно больше времени с ними вдвоем... Нет, мы не прятались. И не только(подмигивает)... Ну, ты понимаешь... Просто старались, чтобы время, проведенное вместе, было наполнено всем.
— Каким образом ты работала над ролью? Книгу читала?
— (Опускает голову и едва-слышно бормоча под нос) Нет, я ужасная лентяйка...(Смеется тихонько и продолжает уже чуть громче) Но я прекрасно поняла ее, ведь сценарий написан очень хорошо. В общем-то там было все, что мне нужно.
— Как ты думаешь, почему она предпочла замужество такой необыкновенной любви, которая была у них с Джоном?
— (Наклонив голову, думает, вдыхает запах все еще горячего напитка, жмурится довольно) Я понимаю, почему она это сделала. Все это имеет под собой вполне разумное основание. Ей было важно защитить ребенка, сына Тима. Она видела, что Тим серьезно болен. А мальчик, в случае печального исхода, окажется в руках системы, что никогда не приводило ни к чему хорошему. К тому же у него аутизм. Я думаю, что она поступила правильно, жертвуя своими чувствами ради этого мальчика. Но ты не можешь не видеть, что она ни на секунду не перестала любить Джона, это видно в каждом ее жесте, движении. Я знаю, что в книге немножко не так.
— То есть это было сознательным решением не читать книгу перед съемками фильма, чтобы не сбиться с того тона, который был тебе нужен?
— Ну я бы так не сказала... Обычно я склонна к некоторой лени, когда мне предстоит играть героиню, во многом похожую на меня. Но я знала, что Саванна немного другая в книге, что в сценарии ее написали более... Хм... (Задумывается, отпивает глоток своего напитка) Ну, не знаю, может быть, менее цельной, не идеальной. Вот с этим знанием я и работала, а книгу почитаю как-нибудь потом.
— Что между тобой и Саванной общего?
—
(Вытаскивая из-под себя ногу, расплескивает напиток: «Ах, черт! Подожди!», ворчит неразборчиво) Да много всего, я думаю. Она, как и я, в восторге от жизни, любит каждую секунду. Она уверена в себе, знает себя очень хорошо, и я могу сказать о себе то же самое. Она росла в совершенно нормальной семье, без каких-то там странностей или особенностей. Она — совершенно нормальная девчонка... И я так же росла в нормальной семье и тоже считаю себя вполне обычной и нормальной, ничего особенного. Разница в том лишь, мне думается, что у нее не бывает приступов паники, как у меня, к тому же она росла на ферме и много времени проводила с лошадями. (сквозь смех) Я бы не против столько времени посвящать верховой езде.
— Каким ребенком ты была?
— Всегда хотела быть в центре внимания. Правда когда я была подростком, то почему-то ужасно себя стеснялась, старалась быть незаметной. Но мне всегда было интересно играть, быть кем-то еще кроме себя самой. Я помню, что любила стоять перед зеркалом и представлять себя кем-то другим... И еще я всегда много и громко пела. (Смеется)
— Саванна выглядит почти идеальным человеком. Кроме того, что она мысленно может выругаться иногда. А ты? У тебя есть какие-то вредные привычки?
—
Я думаю, что совершенство характера никак не связано с наличием или отсутствием вредных привычек. По-моему то, как она сказала, что не пьет, не курит и так далее... Мне такая позиция кажется ограниченной. Я люблю людей открытых, с широким мировоззрением, знаешь. (Немного помолчав) У Саванны очень сильная воля в отношении многих вещей в жизни, конечно, а в книге она еще и религиозна. Если бы мне предложили такой вариант, то мне было бы ужасно трудно найти что-то общее с ней, это совсем иной мир, говоря о религиозности и сильной воле. Учитывая то, что этот мир для многих людей моего поколения совсем не так уж близок, Саванну написали в сценарии несколько иначе. Да и в отличие от нее я еще и ругаюсь иногда вслух... (Носом в кружку) Такая вот я плохая девчонка.
— Ну так есть у тебя собственные вредные привычки?
— (Спохватившись) Видишь, я ужасно невнимательная к тому же. (Смеется) Вредные привычки... Хм... Я много ем. Знаю, сейчас по мне этого не скажешь, я и в спортзале занимаюсь тоже много. К тому же, у меня почти детский метаболизм. Но я серьезно имею склонность к перебору со сладостями и молочными продуктами. Я страшно люблю сыр, а это очень плохо. И сахар тоже плохо. Все, что содержит сахар, откладывается по бокам. (Смеется, показывая там, где что-то должно отложиться)
— Куда исчезает весь этот сахар? Я ничего не вижу на твоих боках...
— (Смеется) Я много, очень много занимаюсь с моим тренером. Не потому, что мне это надо для чего-то, а потому что мне это нравится. Эти занятия дают такой настрой, знаешь, счастливый, кожа светится. Я еще и балетом немножко занимаюсь, недалеко от моего дома в ЛА есть студия.
—
Чья идея была включить песню, которая Саванна поет Джону?
— Так случилось, что Лассе большой поклонник моих музыкальных талантов. (Смеется) Кажется, это было в один из последних дней съемок, Лассе хотел снять дополнительные эпизоды для монтажа и попросил меня принести гитару на съемки. Я принесла и он попросил меня просто наиграть что-нибудь. Я стала перебирать в памяти песни и музыку моего бывшего бойфренда и напела песенку, которая не вошла в его альбом, просто она была единственной, где я знала все слова. Лассе и снял это, потом они попросили меня записать ее в студии.
— На каких инструментах ты играешь, кроме гитары?
— Только пианино. Я когда-то училась игре на пианино - года четыре, какжется, или пять, не помню. Мой друг — режиссер Гари Виник - подарил мне на окончание съемок фильма «Письма к Джульетте» пианино. Он хотел меня удивить и прислал его из Нью-Йорка в Лос-Анджелес. Когда я переезжаю в Нью-Йорк, мне надо его переправлять туда же, ужасно волнуюсь за транспортировку. Так что теперь у меня есть мое собственное пианино, буду продолжать играть и практиковаться.
— Если бы не стала актрисой, то занялась бы музыкой или пением серьезней ?
—
Поверь, я в последнее время часто задаю себе этот вопрос. Действительно, просто не знаю, что буду делать дальше. Не знаю, будет ли это мир музыки или я просто (хохочет) буду выгуливать чьих-то собак. А что? Тоже занятие... (Смеется еще заразительней) Я обожаю собак. У меня есть собака и кошка. Кошка была первой, но после того как появилась собачка, мое сердце теперь совершенно принадлежит ей. Я просто одержима собаками. (Делает большие глаза) Я обожаю животных. Они такие беззащитные на самом деле. Но ответа на твой вопрос я не знаю. Я знаю только, что перебираюсь в Нью-Йорк, может быть что-то интересное произойдет там. Может быть в Лондон переберусь... Не знаю. Ладно! (смеется) Так и быть, уговорила - буду заниматься музыкой. Только, знаешь, мне интересней всего было бы собирать саундтреки к фильмам, может быть даже сочинять что-то для кино.
— Есть ли в твоем списке романтических фильмов тот, который ты могла бы смотреть снова и снова, испытывая те же эмоции, что и в первый раз?
—
О, конечно, только не вздумай осуждать меня! Хотя, конечно, я не думаю, что мой выбор такой уж банальный. Я очень люблю «Ромео и Джульетту» с Клэр Дэйнс и Леонардо ДиКаприо. Этот фильм произвел на меня такое сильное впечатление, что именно благодаря ему я сейчас здесь и делаю то, что делаю. Потом «Гордость и предубеждение» с Кирой Найтли. Я думаю, что это ее самая лучшая актерская работа. «Грязные танцы» с Патриком Суэйзи. Это, наверное, первый фильм, который дал мне идею того, что б стать быть актрисой. «Дикое сердце» — один из самых любимых тоже. Думаю, что эти фильмы меня очень вдохновили на выбор профессии, я и до сих пор люблю их пересматривать, чтобы испытать вновь и вновь это чувство - когда перехватывает горло, и слезы душат, и ты опять надеешься, что все будет хорошо, что Ромео и Джульетта выживут, что все будут счастливы.
— Помнишь, в прошлом году на «Оскаре» Кейт Уинслет сказала, что тренировалась в произнесении оскаровской речи с восьми лет? Ты когда-нибудь думала об «Оскаре»?
— О, нет, совсем нет. Не практиковалась в речах, это точно. (Ставит кружку на стол и садится в кресле прямо — кажется подходит время закругляться). Я вообще об этом не думаю. Не знаю почему. Я даже не знаю, что «Оскар» значит для всех, если что-то вообще значит... Награды - это, конечно, потрясающе: быть отмеченным за что-то особенное, что угодно из того, ради чего ты и живешь - это прекрасно... Но потом ты возвращаешься домой... Даже не знаю, как тебе это объяснить... Когда в одном месте такая концентрация умных, красивых, талантливых, известных людей со всего мира, ты чувствуешь себя ужасно незначительной и маленькой, словно «стотысячная процента» из всех актерской братии.
— Думаю, что мы еще много раз увидимся во время пресс-туров твоих последующих фильмов и еще поговорим...
— Конечно, может быть у меня не будет простуды и этой противной головной боли, из-за которой так трудно говорить. Обещаю, что буду лучше отвечать на вопросы. (Смеется)