Фон Сюдов и сейчас, в свои 83 года, снимается в кино. Совсем недавно его можно было увидеть в «Жутко громко и запредельно близко» — за эту роль он получил номинацию на «Оскар». На пресс-конференции в Берлине, посвященной премьере фильма, он с удовольствием шутил с журналистами. Макс фон Сюдов — полиглот, человек мира, он давно живет не в Швеции, а в стране с более мягким климатом — Франции.
В конце октября известный актер приехал в Москву, чтобы принять участие в открытии ретроспективы режиссера Андрея Кончаловского, у которого фон Сюдов сыграл в фильме «Дуэт для солиста». В этой картине 1989 года, основанной на одноименной пьесе Тома Кемпински, он исполнил роль психиатра Льюиса Фельдмана, а его партнерами по площадке были Джули Эндрюс, Руперт Эверетт и Лиам Нисон. КиноПоиск встретился с фон Сюдовым и расспросил о прошлых ролях, визите в Москву и о том, почему он больше не играет в театре.
Приветствуя корреспондента, фон Сюдов извиняется, что плохо слышит, и сетует, что не говорит по-русски. «Я очень бы хотел, правда, — утверждает он. — Русский язык для меня как музыка. Он оставляет такое удивительное ощущение. Как испанский, которым я тоже, к сожалению, не владею». Впрочем, мы-то знаем, что фон Сюдов знает языков больше, чем все присутствующие в комнате.
— Скажите, наверное, странно представлять зрителям фильм, которому уже больше двадцати лет? Что вы помните о времени съемок?
— Это был очень приятный процесс, мне он очень понравился. Особенно потому, что до этого я свою роль психиатра играл на сцене. Я хорошо знал пьесу, мы ставили ее в Нью-Йорке. К сожалению, там она не имела такого успеха, какой был в Лондоне. Что-то у нас пошло не так.
Это очень интересная пьеса, интересный диалог между людьми. Андрей [Кончаловский] и его соавтор развили тему до сюжета с несколькими действующими лицами. В результате моя роль несколько сократилась. Но главное от моего психиатра осталось. Я многое вложил в эту роль. Кстати, давно не пересматривал этот фильм, хочется увидеть его опять.
Еще было очень приятно работать с Джули Эндрюс, с которой я до этого уже работал. В общем, это был очень позитивный опыт. У Андрея замечательная манера работы с актерами. Думаю, это результат его работы в театре. Это всегда большой плюс для режиссера, если у него есть театральный опыт.
— Андрей Кончаловский на пресс-конференции, посвященной ретроспективе, как раз сказал, что на данном этапе театр для него интереснее, чем кино. Для вас, актера, что интереснее? Тоже театр?
— Да, театр интереснее. Не только как для актера. Во-первых, из-за того, что у тебя прямой контакт со зрителями. Никто не вырезает из твоей работы какие-то кусочки для монтажа. Ты полностью погружен в творческий процесс с момента создания спектакля. А не просто приходишь на съемочную площадку на день-два и, покидая ее, понятия не имеешь, что там творится с остальным материалом. Ты всегда внутри. И если ты не на сцене, то ты в непосредственной близости, всегда зная, что там происходит. Когда у тебя прямой контакт с аудиторией, ты чувствуешь обратную связь. Это может быть очень волнующим опытом. Не всегда так получается, конечно, но так может быть.
"Даже если у тебя большая роль в фильме, ты всегда во власти других людей"
Конечно, многое зависит и от режиссера. Но, по-моему, в театре больше чувствуется творческий процесс. Даже если у тебя большая роль в фильме, ты всегда во власти других людей. Ты никогда не видишь своих зрителей, не слышишь их реакцию. Иногда ты что-то делаешь, а потом при монтаже это кардинально меняют, а часть твоей работы вообще исчезает. Фильм — это детище режиссера, я бы сказал. А в театре мы все соавторы. Но сейчас, к сожалению, я стал немного ленивым. Я не хочу связывать себя обязательствами. Ведь в театре, если пьеса имеет успех, ты можешь увязнуть в ней на месяцы. А мне хочется оставаться свободным. Поэтому мне гораздо комфортнее играть в кино. Кроме того, в фильмах роли для пожилых джентльменов очень редко оказываются большими. Это может быть отец или дед героя, у него плохое здоровье, или он вообще умирает.
— А из ваших ролей в кино или на сцене какая была самой запоминающейся? Или самой дорогой?
— Все, что мы сделали вместе с Ингмаром Бергманом, для меня остается особенным. Но и другие свои работы я не забываю. Первый фильм в Голливуде — полтора года работы, огромное по своим масштабам производство. Но довольно странное. Картина про жизнь Иисуса Христа под названием «Величайшая из когда-либо рассказанных историй». Не самый лучший фильм, к сожалению. Но это был очень интересный опыт. Еще я работал со шведским режиссером Яном Труэлем. Не знаю, насколько он известен здесь. Мы с ним вместе делали большую картину, в двух частях, она была про шведскую эмиграцию в Штаты в XIX веке. Еще одна его картина — про великого норвежского писателя Кнута Гамсуна. Это была занимательная фигура, проблемная, я бы сказал. Он был за Гитлера даже во время оккупации Норвегии. Как бы то ни было, я сыграл этого человека, он был очень интересной личностью. Несчастный человек!
К сожалению, мне практически не довелось играть Чехова на сцене. Я сыграл только в «Дяде Ване». Я играл много ролей в классических постановках пьес Ибсена, Стриндберга, Шекспира, и все они были достаточно интересными.
— Вы говорите, что больше всего воспоминаний у вас связано с Ингмаром Бергманом. Чему вы у него научились, ведь вы познакомились с ним, когда были совсем молодым актером?
— Честно говоря, даже не могу точно сказать, чему именно, потому что у него научился я очень многому. В молодости я был против классики, например. А у него была своя манера, которая мне очень нравилась. Она была очень забавной. Он классику переносил в нашу реальную жизнь, классических персонажей примерял на обычных людей. Думаю, он просто открыл мне глаза на многие вещи.В частности, на все конфликты в реальности и литературе. Я даже передать не могу, насколько это все было важно. И до сих пор остается важным.
— А вы пойдете смотреть спектакль «Три сестры» Андрея Кончаловского?
— Да, мы собираемся посмотреть его сегодня. Очень хочу его увидеть. В Нью-Йорке мы смотрели его «Дядю Ваню», я был очень впечатлен, тронут. Это очень остроумная постановка.
— Вы снимались в шведских фильмах, французских, американских…
— Испанских, английских...
— Да! Практически во всех странах, где снимают кино. Как вам кажется, существуют ли национальные особенности у кинопроизводства, или особенности есть только у отдельных режиссеров?
— Конечно, национальные школы еще существуют. Но все чаще производство фильма финансируется не одной какой-нибудь страной, а двумя, например, или тремя, четырьмя. Поэтому национальные особенности уже не так ярко выражены, как раньше.
"Будем надеяться, что национальный дух в кино все-таки выживет"
Я являюсь членом Европейской киноакадемии, которая вручает свои награды. Каждый год мы голосуем за лучший фильм или лучшего режиссера. И это очень тяжело. Это сложно, потому что не получается быть по-настоящему честным со всеми. Потому что есть такие страны, как Россия, Англия, Франция, Италия, где снимается очень много фильмов. И есть маленькие страны, у которых, может быть, не так много денег или не такие сильные традиции в кино, но иногда они выпускают очень хорошие фильмы! Но им сложно соревноваться с такими крупными кинопроизводствами. Но будем надеяться, что национальный дух в кино все-таки выживет.
— Вы переехали во Францию, а до этого жили в США и Италии. Кем вы себя чувствуете? Гражданином мира?
— Сейчас я гражданин Франции, но у меня шведские корни и шведское воспитание, так сказать. Я много раз эмигрировал. Знаете, думаю, я этим избалован. Это здорово — повидать мир. Но сейчас я французский подданный.
— Вы продолжите сниматься, есть какие-то новые проекты, на участие в которых вы уже дали согласие?
— Есть один-два, которые пока обсуждаются, так что я не могу ничего говорить. Но, честно говоря, я стал очень ленивым! (Смеется.)